В июле российские силовики похитили в Херсоне и пытали заместителя главы областного управления Пенсионного фонда Украины Сергея Барчука. После оккупации он спрятал компьютеры фонда и перевез их к себе домой. После исчезновения Сергея его родственники нашли эту технику и решили перевезти в другое место. Когда они выносили компьютеры, их схватили сотрудники ФСБ и арестовали. В заключении оказались отец Барчука, мачеха, дядя и друг семьи. Все четверо вместе с самим Сергеем до сих пор удерживаются в разных изоляторах на оккупированной части Херсонской области и в Крыму.
Они передали записки через освободившихся сокамерников и рассказали, что содержались в невыносимых условиях: в переполненных камерах с голым бетоном вместо кроватей, без душа, прогулок и нормальной еды.
«Ґрати» прочли их письма, поговорили с их близкими и рассказывают, через какие жуткие испытания прошла семья Барчуков за эти полгода. С письмами они передали стихи, которые написали в заключении. Мы также считаем важным их опубликовать.
Вечером 19 июля 60-летняя жительница Херсона Неля Барчук лежала в кровати у себя в квартире. В тот день у нее обострились хронические боли в спине, и она с трудом ходила. Вдруг, женщина услышала шум на лестничной клетке и стук в дверь.
Неля спросила, кто это. Голоса из-за двери в ответ что-то говорили про ее сына. Что именно — Неля не разобрала.
До этого сын Нели — 33-летний замглавы херсонского областного управления Пенсионного фонда Сергей Барчук — уже неделю не выходил с ней на связь. Раньше Сергей жил вместе с матерью, но в мае переехал на другую квартиру. Барчук не сообщил матери новый адрес, сказав, что это опасно. 2 марта российские войска оккупировали Херсон, и Сергей боялся, что его будут принуждать к сотрудничеству.
«В дверь стучали и что-то говорили про сына, — вспоминает Неля в телефонном разговоре с «Ґратами». — Ну я и открыла дверь. Они же говорили о сыне, я с ним уже сколько не могла связаться».
В коридоре она увидела группу мужчин в балаклавах, вооруженных пистолетами. Двое из них были одеты по-граждански, остальные — в военной форме. Они оттеснили женщину в комнату, спросили где ее сын и есть ли в доме оружие. Затем принялись обыскивать квартиру. У Нели обострилась боль в спине, ей было сложно стоять, но люди в форме не разрешали ей лечь.
«Обыскивают и на меня давят. Говорят про сына, что он такой-сякой, делся куда-то, бросил в нищете больную мать и много гадостей таких. Как могли оскорбляли, унижали, пытались меня настроить, что мой сын плохой, чтобы я про него все рассказала. Но я им тоже сказала: оружия у меня нет, но я бы очень хотела, чтобы у меня было оружие, чтобы я смогла стрелять по тем, кто врывается в чужие дома с оружием, на одиноких женщин нападает, — плачет в трубку Неля. — Не знаю, как меня не ударили, видимо, я совсем плохая была. Только сказали: мы не бандиты, мы представляем российскую власть».
Во время этого диалога у Нели резко усилилась боль, начала отниматься правая сторона тела, ей стало сложно говорить. Силовики перерыли все вещи, ничего не нашли и исчезли.
«В тот день я уже ничего не могла делать. А на следующий день подняла тревогу, что сын пропал и все родственники начали его искать», — рассказывает Неля.
Женщина заподозрила, что во время обыска пережила инсульт. Она с трудом говорила, правая рука и нога почти не двигались. Позже она обратилась к врачам, те провели обследование, решили, что инсульта не было, но точный диагноз не поставили.
Отец Сергея Артем Барчук в разводе с Нелей уже больше 30 лет и жил отдельно. Артем — предприниматель, владелец фирмы «Барс». У компании есть магазин в центре Херсона, где продается посуда и холодильное оборудование.
Бизнес Артема семейный. Его вторая жена Лидия Подозерская — коммерческий директор фирмы. Брат — Алексей Барчук — партнер по бизнесу, который заведует складом. А его жена Наталья — главный бухгалтер фирмы.
«Наша семья — очень дружная. Мы все общаемся, отдыхаем на даче. Хорошая семья, мы все друг за друга переживаем», — рассказывает Наталья Барчук.
Мы беседуем по видеосвязи через мессенджер. Поговорить с Натальей лично сейчас сложно — она находится в поселке Каланчак, оккупированном россиянами.
«21 июля, отец Сергея Артем Барчук позвонил нам, мы были с Алексеем на даче. Сказал: приезжайте, нам нужно помочь найти Сережу, — вспоминает Наталья. — Еще он попросил, чтобы я сходила с Нелей в комендатуру написать заявление о пропаже человека. Все-таки это первая жена, Артем сам не хотел, они уже давно вместе не живут. А сама Неля была не в состоянии, она не могла двигаться после обыска».
Женщины отправились в российскую военно-гражданскую администрацию, которая находилась в здании апелляционного суда в центре Херсона. Там дежурный сказал, что у военных Сергея нет и им нужно обращаться в полицию.
Дежурная часть с изолятором временного содержания, где россияне удерживали и пытали херсонцев, 25 ноября 2022 года. Фото: Нина Ляшонок, Ґрати
«От них я и узнала, что уже существует российская полиция. И все, Нелю отвезли домой, а я пошла в кафе пить чай. Сижу себе жду, когда за мной заедет муж», — рассказывает Наталья.
Вскоре муж позвонил ей и сказал, что вместе с другими родственниками приехал в квартиру, где в мае поселился Сергей. Жилье принадлежало его мачехе — Лидии Подозерской. Там Барчуки обнаружили около двадцати компьютеров с инвентарными номерами. Это была техника из Пенсионного фонда. Родственники чиновника предположили, что Сергей перевез компьютеры к себе, чтобы технику не разграбили. На всякий случай они решили перевезти их в другую квартиру на улице Черноморской.
Наталья долго ждала мужа в кафе. Он не отвечал на звонки, женщина заволновалась и пошла на Черноморскую. В подъезде она увидела много людей в форме. Один из них выводил ее мужа на улицу. Наталья предположила, что российские силовики вели слежку за квартирой и задержали ее родных, когда те привезли компьютеры.
«Я поднимаюсь по лестнице. А мне говорят: «А вы кто?». Говорю: «Жена вот этого мужчины». А они: «А вы знаете, чем ваш муж занимается?». Говорю: «Знаю, рыбу ловит на даче. Мы там уже полтора месяца безвыездно живем». А они: «Нет, он ворованные компьютеры вывозит, полюбуйтесь». Я говорю: «Это компьютеры Пенсионного фонда, они же не ворованные». А они так разговор ведут, мол, не умничайте, а то сядете рядом», — рассказывает Наталья.
Лидия Подозерская и Артем Барчук. Фото предоставлено семьей Барчуков
Она попросила людей в форме представиться и сообщить, куда они везут ее родственников. Те не ответили и выгнали Наталью из подъезда.
«На улице я увидела, что в одной из машин в наручниках сидит Лида, мачеха Сергея. Я говорю: «Лидочка, и ты здесь?». А она говорит: «И Сережа здесь, в багажнике». Смотрю, рядом с ней сидит военный с автоматом. Я спрашиваю: «Он хоть живой?». А он глазами показывает: живой», — рассказывает Наталья.
Россияне увезли семью Барчуков и забрали их машины: Тойота RAV4 Артема, Киа Лидии и Рено Логан Алексея. Наталья пожаловалась, что в машине остались ее ключи, без которых она не попадет домой.
«Говорю: сейчас комендантский час, забрали мужа, забрали машину, где я буду ночевать, как я доберусь. Там был один из наших херсонских колоборантов. Потом я узнала, что его зовут Сергей Сергеевич, раньше был участковым. Он подошел и говорит: идите в Днепровское РОВД, я вам вынесу ключи. Так я узнала, куда их отвезли», — вспоминает Наталья.
Сергей Барчук работал в Пенсионном фонде десять лет, отвечал за информационные технологии: работу реестров и баз данных.
«Ответственный, работоспособный человек. Он профессионал в той сфере, которой он занимался», — характеризует коллегу в разговоре с «Ґратами» и.о. главы херсонского управления Пенсионного фонда Украины Роман Кальницкий.
Сергей Барчук. Фото предоставлено семьей Барчуков
По его словам, официально Пенсионный фонд Украины в Херсонской области работал до 20 апреля. Потом руководство решило перевести сотрудников на простой. Работники закрыли офисы и больше не обслуживали население. Часть коллектива уехала на свободную территорию, часть сидела по домам.
В конце июня россияне решили создать собственный Пенсионный фонд на базе украинского и принялись вскрывать помещения. По мнению Кальницкого, россияне понимали, что Сергей — ценный кадр, с которым проще организовать работу.
Мать чиновника вспоминает: сын осознавал, что рано или поздно военные выйдут на него, но категорически не хотел сотрудничать.
«Он говорил, что Украину любит. Здесь родился, здесь выучился, работал. Вроде бы, этого достаточно, чтобы жить в Украине и ее поддерживать», — говорит она.
В конце августа Сергей передал коллегам записку через сокамерника, которого выпустили из изолятора. Там он написал, что до последнего присматривал за офисом Пенсионного фонда: консультировал пенсионеров, помогал сотрудникам попасть в здание и вывозил компьютеры к себе домой, поскольку на них была конфиденциальная информация. Сергей пояснил: он выполнял официальные рекомендации Национального агентства по госслужбе о том, что руководители предприятий на захваченных территориях должны спрятать важные документы.
Барчук написал, что его задержали возле офиса. Это случилось, когда он заметил, что на здании заменили замки, и пытался их сломать. Силовики увезли его в Днепровское РОВД, где его допросили сотрудники ФСБ.
«Задав пару формальных вопросов, сотрудники начали применять пытки в виде побоев и удушений. В результате мне пришлось выдать адрес квартиры с техникой», — написал Барчук в письме.
Силовики сразу отправились в его квартиру, увидели технику, но забирать не стали. Примерно через три дня россияне с мешком на голове привезли Сергея к нему домой. Видимо, это произошло в тот момент, когда родственники чиновника забрали часть компьютеров и повезли на другую квартиру.
«Часть техники была вывезена, и они (силовики — Ґ ) начали выяснять, кто и куда вывез, угрожая продолжением пыток», — написал Сергей.
Вдруг, в этот момент в квартиру пришли его родственники с коробками в руках. Так все они оказались в изоляторе.
Позже мать Сергея ходила на прием к руководителям Пенсионного фонда, созданного оккупационной властью. Женщина хотела узнать, какие претензии те имеют к ее сыну. Ее приняли двое руководительниц фонда Виктория Кугук и Татьяна Малая. Обе до этого работали в украинском Пенсионном фонде и пошли на сотрудничество с россиянами.
«Я спросила, что они хотят от моего сына. А они говорят: у нас претензий, вроде как, нет. Но он должен выйти и работать в русском пенсионном фонде, а мы вам за это без очереди оформим пособие русское», — пересказывает разговор женщина.
Всего в изоляторе оказались четверо членов семьи Барчуков: Сергей, его отец Артем, мачеха Лидия и дядя Алексей. Также за компанию силовики забрали друга их семьи, кума Олега Самотоя. В день задержания Барчуки встретились с ним случайно и попросили помочь перевезти технику.
На следующий день в изолятор пришла 56-летняя Наталья Барчук — тетя Сергея.
Алексей и Наталья Барчуки. Фото предоставлено семьей Барчуков
«Мне сказали: их сегодня не отпустят, уходите. Еще через день мне сказали принести им теплую одежду. Я говорю: а их вообще кормят, они на чем спят? Мне отвечают: у них все есть. Через три дня мне сказали принести им покушать. То есть на самом деле их не кормили», — вспоминает Наталья.
Еще через несколько дней ей позвонила незнакомая женщина, которая недавно вышла из изолятора. Она рассказала, что мужчин Барчуков распределили по двум небольшим камерам площадью шесть квадратных метров, в каждой теснилось от пяти до восьми человек. Первые дни они спали на голом бетоне. Лидии там места не нашлось и ее поселили в коридоре между камерами и помещением дежурной части. Первую ночь она спала на полу, во вторую ей выдали матрас.
«Коридорчик это проходной, где ходят милиционеры, — говорит Наталья. — Но, как оказалось потом, она была в самом лучшем положении. Потому что наша Лидочка образованная, интеллигентная женщина, с двумя высшими образованиями. В этом проходном коридорчике она своим поведением заслужила уважение наших коллаборантов, дежурных. Ей делали послабления. Она могла пойти в сопровождении набрать водички. И у нее было окно, возле которого она могла читать книги. Ей поставила стульчик. Днем она на нем читала, а ночью спала на матрасе».
Наталья приходила в изолятор дважды в день и приносила родным еду. Однажды она увидела, как из ворот изолятора выезжает их автомобиль с мужчиной в форме за рулем. Как Наталья узнала позже, это был начальник райотдела.
«Я чуть ли не под колеса бросаюсь, это же моя родная машина! — вспоминает Наталья. — Мужчина этот вышел, говорит: «Что такое?». Я говорю: «Это моя машина, куда вы ее везете?». Он отвечает: «На штрафплощадку». Я говорю: «Тут должно быть мое портмоне с карточками, сумка с продуктами».
Россиянин позволил ей поискать вещи, но Наталья ничего не нашла. Они разговорились, и полицейский сказал, что «это машина преступников, иначе бы они здесь не сидели». Наталья возразила, что они не нарушали никаких законов и всего лишь спасали от мародеров технику из офиса ее племянника.
«Он говорит: «Вот видите, они украли». Я отвечаю: «Почему украли, оборудование кому принадлежит?». Он: «Пенсионному фонду». Я говорю: «Пенсионному фонду чего? Какой страны, продолжайте». Он говорит: «Народа Херсона». А я: «Нет такого народа. Оборудование принадлежит Пенсионному фонду Украины, а Сергей — должностное лицо», — пересказывает разговор Наталья.
Спор продолжился, и Наталья обвинила полицейского в том, что он сам нарушает закон и противоправно задержал граждан Украины.
«Он и другие полицейские как услышали слово Украина, схватились за пистолеты. Кричат: «Мы Россия, вы хотите с этим поспорить?!». Я говорю: «Вы сейчас на этой земле — оккупанты». Он говорит: «Это вы так думаете». А я: «Нет. Вы почитайте в «Википедии», как называется армия, которая с оружием в руках заходит на территорию и устанавливает порядки независимо от желания народа». Он подумал-подумал и говорит: «Освободители», — рассказывает Наталья.
Рядом стояли несколько местных, которые до оккупации работали в полиции и перешли на службу к России.
«При слове «оккупанты» наши местные все заулыбались. Я их не обеляю, но так оно и было, — вспоминает Наталья. — Я тогда немного перепугалась, думала, меня сейчас вместе со всеми посадят. Но обошлось».
От российских полицейских Наталья узнала, что против Сергея и других ее родственников открыто уголовное дело о краже, организованной группой в особо крупном размере. Наталья потребовала встречу со следователем, но ей отказывали.
«Там скамейки не было возле РОВД. Чтобы добиться приема у следователя, я взяла коврик для йоги, расстелила на земле и сидела под деревом у них перед воротами. И такая картина: женщина 56 лет так сидит. Мимо меня полицейские туда-сюда ездят, спрашивают, почему так. Я говорю: «Я жду следователя, чтобы она меня приняла». И таким образом я добилась встречи. Она была десятиминутная, но тем не менее она была», — рассказывает Наталья.
Старшая следовательница по делу Ирина Горбуновская приехала в Херсон из Крыма.
«Встречу она начала с вопроса: вы за Украину или Россию. Но тут же сама сказала: «Мне все равно, это к делу отношения не имеет», — пересказывает беседу Наталья.
Следовательница сказала, что ее родственники задержаны за кражу имущества Пенсионного фонда.
«Я говорю: «Пенсионного фонда какого государства?». А она: «Это не важно, народа Херсона». Тот факт, что это имущество Пенсионного фонда Украины ее вообще как бы не смущал, для нее это было неважно», — рассказывает Наталья.
Следовательница заявила, что Сергею и его родственникам грозит до 10 лет заключения с конфискацией имущества. Наталья спросила, могут ли к ним допустить адвоката, но полицейская отказала, ссылаясь на военное положение в области.
Сергей Барчук в письме также писал, что ему вменяют кражу. Он заявил, что не признает вину, и не крал технику, а выполнял должностные инструкции.
Наталья Барчук, Алексей Барчук, Олег Саматой (слева направо). Фото предоставлено семьей Барчуков
В октябре полицейские провели обыск в доме у родителей Сергея — Артема Барчука и его жены Лидии. При этом присутствовала Наталья. По ее словам, россияне нашли и изъяли деньги их фирмы — около 240 тысяч гривен и 600 долларов. В протоколе они не указали изъятую сумму.
«Следовательница говорит: «Потом посчитаем, сумму подпишем». Я говорю: «Я не буду подписывать такой протокол». А она: «Не хотите по-хорошему подписывать, будете по-плохому». Ну я и подписала. Думаю, какая разница, все равно они уже все забирают. Подпишу я, не подпишу, что поменяется?» — рассказывает Наталья.
Кроме денег они изъяли сувенирный значок с надписью «Укроп». По словам Натальи, когда его нашел один из полицейских, он закричал, что это символика террористической организации.
В начале октября россияне перевезли Сергея из Днепровского РОВД в СИЗО. Наталья узнала об этом из записок, которые ее родственники время от времени передавали через освободивших сокамерников. В одной из них Лидия написала, что полицейские поручили ей раздавать еду арестантам и переселили из коридора в комнату для допросов. Когда там работали полицейские, ее выводили в другое помещение.
«Вчера после завтрака отвели в комнату с клеткой и приковали к батарее. Еле удержалась, чтобы не заплакать, так унизительно, — написала Лидия. — Несколько часов так сидела, потом попросилась в туалет, расковали и больше не приковывали до ужина. Потом ужин раздала, и снова отправили в комнату для допросов спать. Свет гасят во всем РОВД, так что и не почитать было. Плохо, что с мальчиками общение теперь ограничено… Нас уже неделю не купали, некогда им».
Со временем Наталья познакомилась с херсонцами, которые работали на россиян в РОВД. По ее словам, те стали относиться к ее родным лучше: чаще выводили в душ и иногда во двор на прогулку. По наблюдениям женщины, местные колобаранты были человечнее россиян.
«Местных было мало. Наши мальчики ворота открывали-закрывали. Самой высшей должностью был участковый. Шли работать, видимо, потому что надо было кормить семьи. Как-то у одного спрашиваю: «Как ты здесь оказался?». Вижу по глазам и по действиям — хороший человек. А он говорит, что кого-то избили из его родни, потому что в Херсоне был беспредел. Говорит: «Мне предложили, я пошел, мне казалось, что я хотя бы буду порядок поддерживать», — вспоминает Наталья.
В октябре ей позвонил мужчина с российским акцентом и представился Павлом. Он сказал, что раньше работал в российских «органах госбезопасности», но случайно попал в изолятор и сидел в одной камере с ее родными. Он сказал, что может договорится о выкупе всех арестантов. Павел сообщил, что россияне хотят по две тысячи долларов за человека. Наталья согласилась и передала предоплату — две тысячи долларов и сто тысяч рублей.
«Он сказал, что деньги передавать нужно только через него, они сами боятся. Три дня он мне рассказывал, что документы уже оформляют, что начальник РОВД должен подписать их у своего начальника. Потом говорил, что начальник полиции уехал в Геническ. Потом он сказал, что сам поехал в Геническ. А потом просто пропал и все», — вздыхает Наталья.
Павел больше ей не звонил и сам не отвечал на вызовы. Наталья не знает, кто он и действительно ли договаривался о выкупе или был просто мошенником.
В середине октября Россия объявила об эвакуации оккупационной администрации из Херсона на левый берег Днепра. В это время полицейские взяли у арестованных Барчуков отпечатки пальцев и отвезли в больницу на флюорографию. Так Наталья заподозрила, что ее родных собираются тоже эвакуировать.
20 октября она в очередной раз пришла в отделение и там ей сказали, что ее родственников нет в СИЗО — их увезли в город Олешки на противоположный берег Днепра. Она вышла из здания, остановилась и заплакала.
«Полицейские выходили и говорят: «Уходите, здесь ветер, вы простудитесь, вы уже никому ничем не поможете», — вспоминает женщина. — Я ответила: «Подождите, я приду в себя. Вы увезли моих родных и не говорите куда». А оказывается, им просто надо было выехать на моей машине. Видимо, где-то остался кусочек совести, они меня стеснялись. Я когда отошла за угол, увидела, как начальник РОВД с сослуживцами уехали на моей машине. Больше их не было. На следующий день РОВД было пустое».
26 октября Наталья переплыла на пароме Днепр и пришла искать родственников в олешковский райотдел полиции. Она назвала дежурному фамилии родных, но тот сказал, что таких в РОВД нет.
«Я называю фамилии и громко спрашиваю: «Где они? Куда вы их дели?». Мимо проходил человек, он представился заместителем начальника этого РОВД, я не запомнила фамилию. Он меня завел в кабинет, спросил, кто я. Я представилась, и он ответил: «Да, они у нас были». Он дал указание дежурному сказать, куда их увезли», — рассказывает Наталья.
Так она узнала, что Сергея увезли в Крым, в СИЗО Симферополя. Его отец, дядя и друг семьи Олег Саматой попали в изолятор в поселке Каланчак рядом с административной границей с Крымом. А Лидию увезли в поселок Чаплынка по соседству.
Лидия Подозерская. Фото предоставлено семьей Барчуков
В тот день российские военные без предупреждения закрыли переправу с левого берега на правый, и Наталья не могла попасть домой. По ее словам, люди на речном вокзале подняли скандал, и россияне спустя полдня все-таки выделили им паром. Среди пассажиров она случайно познакомилась с женщиной из Чаплынки, которая ненадолго ехала в Херсон и собиралась обратно в свой поселок. Наталья заплатила ей, чтобы та приносила передачи для Лидии.
Вскоре через освободившегося арестанта Лидия передала этой женщине письмо для Натальи. Она детально описала, как ее перевозили из Херсона в Чаплынку, и об условиях содержания в новом изоляторе. Мы публикуем письмо полностью.
«Девочки мои дорогие!
Бедные вы, бедные. Сколько вам приходится переносить из-за нас! Сколько в вас мужества и стойкости!
Наташенька, я вчера твой голос слышала, когда ты с дежурным по телефону разговаривала. Даже заплакала немножко. Хоть плакать стала, а то не могла до этого совсем. И, кажется, я совсем не потеряла надежду, что меня когда-либо отпустят. Как у ребят, не знаю. Единственное, что страшит, чтобы еще хуже не было.
В Олешках был просто мрак: грязная одиночка, закрытая наглухо, окно разбитое, холодно и потемки. Воды не было, только бутылки в камере, туалет вонючий и маленький. Кормили раз в сутки, совсем по чуть-чуть. А потом нас, как скот, насыпью вывозили автобусом в Каланчак солдаты. Это был просто ужас! Руки стянули строительной стяжкой (у меня до сих пор следы на руках). Головы в автобусе должны быть нагнуты, в автобусе духота. Солдаты орут, что изобьют того, кто голову поднимет.
Я вообще не знаю, как доехала до Каланчака. Там нас к стенке всех поставили, согнутых пополам и упертых в стену головами. А потом ребят по шесть человек бегом и, пополам согнувшись, пачками в камеры, а меня снова в автобус запихнули (видно мне места в той тюрьме не было) и повезли в Чаплынку.
Гадостей наслушалась, хоть голову не поднимала. Один такой говорит: «У нас тут леди. Хочешь леди?». А тот: «Нет, брезгую». Повезло. Их человек 10 было в автобусе.
В Чаплынке при приеме обозвали бандеровкой, карманы вывернули, все из них выбросили, все шнурки-резинки отрезали и в камеру при дежурке. А там уже мужик. Правда нормальный. Первую ночь так вдвоем и ночевали. Он на нарах, я под нарами, на скатке из ковриков и спального мешка. Мне хоть ее отдали, ногами затоптанную. А сумку забрали на проверку и не отдали. На следующий день я стала просить, чтобы какие-то вещи забрать, хотя бы постельное белье и средства гигиены. Меня (хороший дежурный был) отвели в гараж, а там и сумка валяется, и куртка, и штаны, из которых резинку отрезали.
Из сумки буквально все забрали. Туалетную бумагу, влажные салфетки, шампунь, фонарики, даже тарелку, книги и кроссворды. Абсолютно все продукты исчезли. Я расплакалась, говорю, как же так? А мне говорят: сумку собаки растащили. Оказывается, они ее к мусорным бакам выкинули.
Хорошо, что этот дежурный нормальный был, сказал разберутся. Вернули тонометр, принесли туалетную бумагу, вернули влажные салфетки, миску и книги. Шампунь исчез. Продукты, сказали, раздали нуждающимся. Ага.
Кофейные стики раздали, когда даже голый кипяток не давали. Особенно обидно за коробку конфет — мне на День рождения ее подарили…
Ну а потом наладилось потихоньку. Я хоть бы не в подвале, как остальные. В подвале ни воды, ни туалета. А тут хоть туалет есть, но им редко пользуюсь, чтобы не забился. Воды в кране нет, но в раковине работает слив. Так что есть возможность постирать трусы и носки.
На улицу выводят два раза в день, бессистемно в туалет (переполненный био или уличный переполненный тоже) и воды набрать. Это 5-7 минут. Руки за спину, голову вниз. А так все нормально. В камере достаточно тепло, кормят уже два раза в день. Уже сплю на наре, но на полу было удобнее и теплее почему-то. Вчера отпустили последнюю девочку и теперь я одна. Но хоть поговорить была возможность все эти дни, а то очень плохо одной…».
Вскоре Наталья Барчук переехала в Каланчак и сняла там квартиру, чтобы помогать мужу, его брату и их куму.
«Мои сидели здесь, возможно, без документов, без денег, без ничего. Я все надеюсь, что их выпустят. Вот выпустят, а дальше они где? На оккупированной территории без документов и денег. Для меня это жуть. Это мои близкие люди. Я не могла их так бросить», — объясняет она.
В Каланчаке двух Барчуков и их друга держали в двух разных камерах в изоляторе местного райотдела полиции. От освободившегося арестанта она узнала, что силовики избивают всех, кто сюда попадают.
«Когда их привозят в РОВД, их всех бьют, у них такая практика. Воспитывают, чтобы они себя хорошо вели», — вздыхает женщина.
По ее наблюдениям, всего в Каланчакском РОВД находилось около 30-40 человек. Наталья жалуется, что изолятор не рассчитан на такое количество арестантов, и полицейские не могли нормально обеспечить их содержание. В камерах размером 4 квадратных метра сидело по 8 человек.
«Я одному россиянину кто-то сказала: даже покойнику дают два метра в земле. Как можно напихать людей так, что они по очереди спят в камере. Это что такое?» — возмущается Наталья.
Она узнала, что в камере круглые сутки горел свет, и чтобы отдохнуть, арестанты надвигали шапки на глаза.
Каждый день Наталья приносила еду не только своим близким, но и всем их сокамерникам.
«В нашу камеру, где сидел муж, больше никто еду не носил. И я, если пекла пирожки, пекла 18 на эту камеру и на ту. Люди мне здесь в Каланчаке помогали: приносят картошку, капусту, муку, — рассказывает она. — Относила им еду и брожу вокруг этого РОВД в надежде. Может быть я следователя увижу, вдруг, она приедет. Может быть начальника изолятора, и я с ним поговорю. Потому что, когда просишь дежурного, их не вызывают. А если встретишь их на улице, они останавливаются и разговаривает. Когда глаза в глаза говоришь, они понимают».
Однажды Наталье повезло встретить возле райотдела начальника изолятора и поговорить. Она сказала, что может помогать не только своим родственникам, но и другим арестантам.
«Говорю: «Может кому-то одежда нужна, кому-то лекарства надо, у кого-то, допустим, нет полотенечка». Я же не знаю, из каких мест их забирали. Он на меня посмотрел, как на дурочку. Но подумал и сказал: «Срочно одному херсонцу нужен ингалятор, он астматик». Я купила и тут же отдала. И говорю: «Скажите дежурному, пусть сделает список, что надо, а я по мере возможности помогу ребятам». Ведь мне все время кажется, если мои ни в чем не виноваты, то и остальные могут сидеть не за что, например, за татуировку, которая им не понравилась», — рассуждает Наталья.
Через два дня начальник вынес ей список лекарств, а дежурный попросил принести одежду для одного из арестантов. Его задержали в Херсоне еще летом, и с тех пор он ходил в шортах.
Недавно Наталья узнала, что у ее близких в изоляторе сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Женщину это насторожило — то же самое происходило перед тем, как их вывезли из Херсона. Вскоре ее опасения подтвердились: она подкараулила возле райотдела начальника изолятора, и тот сказал, что Барчуков собираются перевозить.
«Он говорит, нет дел на них, они где-то потерялись. Где и почему, он не знает. И говорит: «Если дела не найдутся, их будут перевозить, потому что в их изоляторе нельзя держать больше двух месяцев без документов», — пересказывает разговор женщина.
Стихи в заключении. Семья замруководителя Пенсионного фонда Херсонщины пишет стихи в плену у россиян
Она подозревает, что полицейские, забравшие их машины в Херсоне, специально потеряли материалы дела, чтобы остаться безнаказанными.
21 декабря Наталья принесла передачу в изолятор, но посылку не приняли. Дежурный сказал, что Барчуков увезли, предположительно, в изолятор в селе Чонгар на границе с Крымом. Женщину шокировала эта новость — она надеялась, что ее родных скоро отпустят. Сейчас Наталья пытается собраться с силами, чтобы переехать ближе к Чонгару и там снова помогать родным, чем может. Что их ждет, и сколько они пробудут в заключении, она не знает.
«Никто ничего толком не поясняет. Все пытаются снять с себя ответственность, как начальник изолятора в Каланчаке — нет дел, значит я держать их тут не буду. Относятся к ним, как к вещам на ответственном хранении. Привезли, бросили и держат непонятно почему», — жалуется женщина.
Ее племянник Сергей Барчук сейчас в СИЗО Симферополя. Наталья предполагает, что он и был главной целью россиян. А остальных они взяли, чтобы сфабриковать дело по тяжелой статье о краже группой лиц, запугать Сергея и склонить к сотрудничеству.
В Херсоне возвращения Сергея дожидается его мать Неля. Он до сих пор до конца не восстановилась после обыска: говорит прерывисто и иногда с трудом подбирает слова. Ее уже лучше слушается правая нога и рука, но она не может долго ходить и поднимать больше двух килограмм.
Она недоумевает, почему россияне настолько жестоко повели себя с ее сыном и родственниками.
«Как можно людей держать на голом полу? Они же не осужденные. Да пусть даже осужденные, но они же тоже люди. Хоть какой-то топчан сколотить, неужели так трудно было? Мой сын такие муки принял! Его пытали, хотя он не бандит, не убийца, не насильник, — сокрушается Неля. — Когда они пришли сюда, обещали, что будет закон и порядок. Вот мы это его и получили — русский закон и порядок на фашистский манер».