7 июля в Крыму завершился судебный процесс над оккупационным режимом, который немецкие и румынские войска установили на полуострове в 1941-1944 годах. События, о которых говорили участники, происходили в прошлом веке, ответчиков в зале не было и не могло уже быть, а свидетелями выступили люди, которые тогда были малолетними детьми. Прокуратура требовала признать преступления нацистов в Крыму геноцидом советского народа. Защитников в этом гражданском процессе не было.
Власти Крыма назвали процесс «переоценкой преступлений, которые творили фашисты» в Крыму, но так и не объяснили, зачем он был нужен. А когда пытались, больше говорили о вторжении в Украину. Иногда об этом вспоминали и участники процесса.
Корреспондентка «Ґрат» побывала на всех открытых заседаниях и рассказывает как прошел процесс, в котором цитировали документы советского следствия, но отказались публично обсуждать формально рассекреченные документы архива ФСБ.
Впервые об этом судебном процессе заговорили в ноябре 2020 года. Госсовет Крыма тогда обратился в прокуратуру с письмом, где утверждалось, что «факты геноцида советского народа в концлагерях на территории Крыма до сих пор не нашли надлежащей юридической оценки». Постепенно будущий иск обрастал новыми смыслами.
«Почему эта работа началась именно сейчас? Спустя 77 лет после окончания Великой Отечественной войны нацизм в мире опять восстал — тогда он не был добит, не был уничтожен в должной мере, и сегодня для некоторых стран стал нормой политики. В этой связи как никогда актуальны задачи нашей специальной военной операции, в том числе — денацификация Украины», — заявил Владимир Константинов накануне судебного процесса, который начался спустя два года, уже после полномасштабного вторжения российских войск в Украину.
Такие процессы над оккупационными режимами прошли не только в Крыму. Крымские политики вписали его в федеральную повестку. Они уже прошли в Ростовской, Орловской, Псковской, Новгородской областях и планируются в других регионах Российской Федерации. Все они проходят при поддержке проекта «Без срока давности», под патронатом президента России Владимира Путина. Проект собирает свидетельства военных преступлений оккупационных властей. Суд в оккупированном Крыму — пятый по счету.
«Судебный процесс над нацистскими преступниками в Крыму является продолжением большой серьезной работы, которая была начата на территории нашей страны по сбору информации, свидетельств, рассекречиванию архивных документов, поисковой работы, для того, чтобы дать юридическую оценку фактам преступлений нацистов в отношении гражданского населения», — заявляла депутатка Госдумы РФ Елена Цунаева.
Зачем вновь расследовать военные преступления, которые изучали и которым суды уже давали юридическую оценку десятки лет назад — российские власти не объясняют. В 1943-1949 годах в Советском Союзе прошло 19 открытых судебных процессов над иностранными военнопленными, которых обвиняли в военных преступлениях. В 1947 году такой процесс прошел в Севастополе над 12 немецкими военными во главе с генералом Эрвином Йенеке. Этот процесс в советской прессе называли «Севастопольским Нюрнбергом». Процессы по поводу военных преступлений в Крыму прошли в Румынии, в том числе над несколькими крымскими татарами, которые скрылись там после деоккупации полуострова.
Несколько лет назад Генеральная прокуратура РФ постановила возобновить закрытое уголовное дело 1969 года. Его возбудили по факту массового уничтожения советских граждан нацистскими военными преступниками на территории Крымской и других областей Украины.
10 сентября 1971 уголовное дело было прекращено. А 30 апреля 2020 года зампрокурора Крыма обратился в суд с ходатайством об отмене постановления о закрытии дела. Ходатайство удовлетворили.
Возобновили следствие, сроки которого несколько раз продлевали — до начала судебного разбирательства в июне 2022 года. Следователи провели осмотр нескольких мест преступлений происшествий, в том числе — Максимовой дачи — парковом усадебном комплексе в районе Севастополя, где находится массовое захоронение защитников Крыма и Севастополя, погибших во время захвата полуострова немецкими и румынскими войсками, а также останки расстрелянных бойцами Красной армии белогвардейцев и жителей Севастополя — и составили протокол. Следствие утверждает, что обнаружило в Максимовой даче костные останки, гильзы и боеприпасы. По останкам и гильзам провели экспертизы, заключения приобщили к делу.
Впрочем, эксперты не смогли определить причину смерти погибших из-за полного цементирования трупов. Лишь точно определили, что костные останки принадлежат человеческим скелетам.
Прощание с погибшими на месте массового расстрела жителей Ичкинского района в 1944 году. Фото: ГАРФ
Досудебное расследование проводил Следственный комитет Крыма. Госархив Крыма и архив крымского управления ФСБ, в свою очередь, рассекретили документы о периоде оккупации полуострова. На их основе был составлен иск. Прокуратура Крыма попросила Верховный суд Крыма «признать установленным преступление, совершенное немецко-фашистскими захватчиками, их пособниками в отношении 219 тысяч мирного населения, военнопленных в период Великой Отечественной войны 1941-1945».
Оккупация Крыма немецкими и румынскими войсками продолжалась с 1941 года до окончания Крымской наступательной операции в мае 1944 года. За это время, по данным советских историков, погибло более 130 тысяч жителей полуострова, в том числе, в десятках концлагерей, организованных в Крыму.
Судебный процесс по гражданскому делу «о геноциде советских граждан нацистами и их пособниками», который журналисты на полуострове пафосно назвали «крымским Нюрнбергом», начался 21 июня и завершился 7 июля.
Судья Верховного суда Республики Крым Татьяна Готовкина рассмотрела иск за пять заседаний, включая предварительное. В ходе предварительного суд определил в качестве заинтересованных лиц двух потомков пострадавших — 77-летнюю Ирину Андрюшину и 87-летнего Григория Чуприна. Еще одной заинтересованной стороной, по ходатайству прокуратуры, выступал Государственный Совет Крыма.
В процессе участвовали крымские историки и краеведы, выступавшие в роли специалистов. В качестве свидетелей — очевидцы событий 1941-1944 годов, почти все тогда были малолетними детьми. Ключевое заседание, в котором суд исследовал рассекреченные сотрудниками ФСБ архивные документы и прокуроры вместе с представителем Госсовета Крыма выступили в прениях, закрыли для журналистов и слушателей.
«У нас не исследована часть документов, содержащих государственную тайну. Прокуратурой было заявлено соответствующее ходатайство. Исходя из положений действующего Процессуального кодекса, суд, совещаясь на месте, определил: провести закрытое судебное заседание, в котором будут исследованы документы, содержащие сведения о государственной тайне. Соответственно, и прения, поскольку в них лица, участвующие в деле, должны ссылаться на доказательства, исследованные судом, в том числе, на документы, содержащие гостайну», — пояснила судья.
С ходатайствами на фото и видеосъемку открытых заседаний обратились журналисты крымских и федеральных российских изданий и даже пресс-служба самого суда. Представители крымской прокуратуры не возражали, а суд разрешил даже видеотрансляцию заседаний.
«Дело рассматривается в защиту прав и законных интересов неопределенного круга лиц родственников, потомков мирных жителей, военнопленных, погибших на территории Республики Крым в годы Великой Отечественной войны от преступных действий фашистских захватчиков и их пособников», — приступила к судебному процессу судья.
Слушателей в суде практически не было, кроме журналистов, заполнивших зал профессиональными камерами, двух неизвестных мужчин в белых рубашках — больше похожих на сотрудников спецслужб, и нескольких активистов. Они приехали в суд, чтобы доставить в суд и помогать пожилым свидетелям, которые по просьбе крымской прокуратуры согласились дать показания.
Добираться к зданию суда пожилым очевидцам, пережившим немецкую оккупацию, в Симферополе помогали активисты из общественного движения «Волонтеры победы». Девушки в белых футболках с изображением фотографий времен Великой Отечественной войны помогали пожилым людям заходить в зал суда, повторяли вопросы судьи и прокурора, если их не было слышно, и сопровождали каждого до конца заседания.
Свидетели и «волонтеры победы» у Верховного суда Крыма. Фото: Лутфие Зудиева, Ґрати
Движение «Волонтеры победы» — всероссийское, центральный штаб находится в Москве, а региональный штаб в Крыму зарегистрировали в Феодосии в конце 2016 года. Председатель Центрального штаба «Волонтеров Победы» — депутатка Госдумы РФ от «Единой России» Ольга Занко.
«Наш руководитель — Данил Данильченко. Он нас вызвал, определил каждому своего ветерана, до этого я читала еще в СМИ, а уже сейчас непосредственно принимаю участие. Наша задача доставить сюда ветеранов, а также отправить их домой», — рассказала волонтерка проекта из Нижнегорского района «Ґратам».
Свидетели нужны были суду, чтобы показать массовость уничтожения оккупантами жителей Крыма, но почти все они из-за малолетства в то время мало что помнили.
Судья Татьяна Готовкина начала очередное заседание с вопросов к заинтересованным лицам — это Ирина Андрюшина и Григорий Чуприн. Почему именно их выбрали из всех переживших оккупацию — прокурор не объяснял.
— А что, рассказать о себе что-то? Я во время войны родилась в Австрии, в 1941 году.
— В Австрии вы при каких обстоятельствах родились? У вас родители там проживали?
— Маму угнали туда.
— В каком году [угнали] вам мама рассказывала?
— Наверное, в 42-м
— Маму и вас, все? Иные родственники были туда угнаны?
— Родственники мамы может быть и были, но…
— Братья, сестры возможно?
— Нет-нет, только я наверное родилась.
Андрюшина рассказала, что позже она вместе с мамой вернулась в Крым. От дополнительных пояснений отказалась.
— Ну ничего я больше не желаю добавить, я больше ничего не знаю.
— В силу малолетнего возраста, обстоятельства вам неизвестны, правильно вас понимаю?
— Да.
— Вопросы у прокуроров имеются к заинтересованному лицу?
— Подскажите пожалуйста, а в каком году вы родились? — уточнил прокурор.
— В 43-м.
Вопросов к Андрюшиной больше не было. Чуприн рассказал, что во время оккупации попал в совхоз «Красный». На территории совхоза в поселке Мирное возле Симферополя оккупационными властями был организован концлагерь. По данным советского следствия, в нем погибло более 8 тысяч человек. В 1944 году здесь содержали уже немецких военнопленных. И тогда же начали расследование убийств советских граждан. К началу 70-х годов следствие завершилось, в 1974 году состоялся судебный процесс над шестью работниками концлагеря из местных жителей. Руководство лагеря было объявлено в розыск.
Заключение по расследованию массового расстрела на территории совхоза №1 Симферопольского района. Фотокопия документа: ГАРФ
— Недолго мы были [в лагере], уже под конец, — рассказывал Чуприн.
— По обстоятельствам нахождения вас в «Красном» что-то можете пояснить?
Присутствующая в зале Андрюшина повторила вопрос Чуприну. Суд сделал ей замечание.
— Андрюшина, мы вам делаем замечание. У нас выступает Чуприн, вы с ним не находились в «Красном».
Чуприн, которому тогда не было и десяти лет, отчетливо вспомнил только саму поездку в концлагерь и плохое питание.
Пожилые свидетели — очевидцы событий оккупации принимали участие в суде по-разному. Двое выступили по видеоконференцсвязи из Керчи — дорога была бы для них слишком изнурительной. Прокурор пояснил, что один из заявленных свидетелей не может участвовать по состоянию здоровья, явка остальных обеспечена. Еще восемь человек приехали в Симферополь.
Первыми по видеосвязи выслушали двух жителей Керчи. Они не смогли приехать и выступали из керченского суда.
82-летняя жительница Керчи Лидия Тимошенко рассказала, что во время вторжения немецкой армии проживала в Керчи и оставалась там до 1943 года.
«Давайте так, я плохо слышу, не помню всего. Я кратко скажу пять эпизодов. Это именно то, что пережили в период войны дети и жители Керчи, это первое. Глядя на то, что творится на Донбассе, мы это все видели и пережили», — проводила параллели свидетельница.
В это время связь по видеоконференции прервалась, судья попросил вернуться к показаниям по делу.
Багеровский ров близ Керчи. Местные жители оплакивают погибших. Авторское название — «Горе». Фото: Дмитрий Бартельманц
Свидетельница вспоминала, что во время бомбежки Керчи, она была во дворе. Тогда она попала под завал рухнувшего дома, но ее вытащили. Керчь тогда, утверждает женщина, разбомбили на 78% — «практически, город был уничтожен». Тимошенко рассказала, что видела трупы керчан, когда в 50-х годах разбирали обломки здания, под которым было бомбоубежище.
В 1944 году началась зачистка крымских партизан немецкой армией — это была полномасштабная войсковая операция с техникой и авиацией. Тимошенко тоже могла погибнуть, но ей помогли.
«Старосте было сказано позвать женщин и детей. Были два племянника маленьких лет 9-10. И он на [крымско]татарском языке сказал женщин увести, а детей спрятать. Родителей наших увели в другую деревню, а нас, где мы жили — у них ямы для овощей, нас опустили туда, засыпали мусором, хворостом и сказали молчать. Когда немцы пришли, сказали: «Они пошли в ту сторону». И когда они они ушли, то нас оттуда вытащили».
«Поэтому мы прекрасно понимаем политику нашего президента и все ветераны его поддержат. Дети войны и даже не дети войны, которые к нам ходят: и афганцы, и МВД, и Яворовский полигон» — вновь отвлеклась свидетельница.
Судья прервала ее и попросила говорить по существу. Тимошенко ответила, что все уже сказала.
79-летний Валентин Левенцов рассказал, что в грудном возрасте находился в Аджимушкайской каменоломне, где нашел убежище партизанский отряд имени Ленина, вместе с матерью, двумя братьями и сестрой. Затем, по приказу оккупантов, жителей вывели. Валентин вместе с семьей имитировал заболевание, намазавшись растением, которое вызывает красные пятна по телу. Прикинувшись больными, им удалось сбежать.
«А еще было такое, когда мать рожала меня, роды принимал румын, а немец стоял сзади. Если рождался темноволосый, то его оставляли. Если рождался ребенок светловолосый, их забирали сразу и отправляли в Германию для воспитания СС-овцам, в семьи отдавали», — вспоминал Левенцов в суде момент своего рождения.
Следующие несколько свидетелей — из села Алексеевка. Все побывали в концлагере «Красный» вместе с родными, которые, большей частью, участвовали в партизанском движении, но были тогда слишком маленькими, чтобы хорошо это помнить.
84-летней Валентине Вовчик войти в зал помогала волонтерка — женщина передвигалась при помощи костылей. Во время оккупации Крыма ей было всего пять лет. Она не была свидетельницей издевательств и убийств в «Красном», но сообщила, что ее отца в лагере утопили в колодце.
Выступление свидетелей в суде. Фото: Лутфие Зудиева, Ґрати
90-летняя Александра Ковалева — тоже из Алексеевки — зашла в зал в халате, опираясь на металлическую конструкцию, которая не давала ей упасть.
«Мы сидели на нарах в «Красном» совхозе, а татары нас охраняли и никуда не пускали. Стояли два татара на дверях, нас охраняли», — вспоминала Ковалева, добавив, что в лагере расстреляли ее отца и еще 10 мужчин.
Она не была очевидцем казней, но утверждала, что узников топили в колодцах.
Александра Звягинцева долгое время не могла начать говорить. Ее так мучал удушающий кашель, что судья Готовкина предложила отпустить женщину домой. Звягинцева отказалась и через несколько минут начала рассказывать.
Во время немецкой оккупации ей было около 7 лет. Вместе с матерью и братьями попала в лагерь «Красный».
«Как к нам относились? Ну немцы были и татары добровольцы, кто к нам хорошо относился? Никто», — говорила свидетельница.
В лагере ее кормили баландой, а убивали ли кого-то в лагере — она не знает.
84-летний Анатолий Совокула из Симферопольского района рассказывал, что в 1943 году оккупационные власти приказали всем жителям его родного села Перевальное явиться для отправки в Германию. После этого его отец, старший брат и сестра примкнули к 17-му партизанскому отряду.
По словам Совокулы, в ответ немцы сожгли деревню. Чуть позже его взяли в плен и пешком отправили в лагерь «Красный». На его территории было два барака — один для военных, другой для детей и их матерей. В первом лежал раненый отец с перебитыми ногами. Позже его утопили в колодце.
«Условия были ужасные, кормление никакое, но жители приносили нам через колючую проволоку хлеб. За счет этого мы остались живы», — вспоминал свидетель.
Свидетельнице Ксении Пикуловой из Симферополя 90 лет. В захваченном Крыму немцы принуждали ее работать вместе с матерью и другими детьми, чтобы они давали молоко, яйца и масло солдатам. Позже их забрали в совхоз «Красный» где она провела два месяца вместе с дядей-инвалидом, которого потом утопили в колодце.
«Мы боялись, всего боялись, мы прожили под страхом, это лагерь смерти. Мы сидели и ждали смерти», — разволновалась женщина.
«Все, не переживайте», — вмешался прокурор, но Пикулова уже закончила.
Последней в суде выступала 86-летняя жительница Симферополя Лидия Кодырева. Во время немецкой оккупации ей было всего четыре года, она проживала в Беларуси. Ее родители погибли — отец на фронте, мать в концлагере. Сама она была узником в Германии. О совхозе «Красном» узнала только после освобождения из Германии. С 1991 года она руководит общественной организацией «Крымский союз узников и жертв нацизма». Уже как ее член она ездила на территорию совхоза «Красный», где, как она вспоминала в суде, к ней подошли две женщины, которых спас какой-то румын, и рассказали, что в лагере топили в колодец людей. Позже Пикулова начала работать в «Фонде взаимопонимания и примирения», который занимается помощью пострадавшим от германского нацистского режима, в том числе, тем, кого насильно вывозили для работ с оккупированных территорий.
На этом показания свидетелей завершились.
«Я бы могла и бабушку свою сюда привезти. У них у всех похожие рассказы. Да и все доказано уже давно, документы есть», — говорила прокурорка, которая вышла за кофе.
Скорая помощь приехала для одной из свидетельниц к суду. Фото: Лутфие Зудиева, Ґрати
После заседания свидетели сидели на скамейках на крыльце суда и ждали, когда «Волонтеры победы» отвезут их домой. Среди них была Александра Звягинцева, которая явно, не смотря на плохое самочувствие, хотела выступить в суде.
— Расскажите пожалуйста, как вы узнали про это гражданское дело? — спросила ее корреспондентка «Ґрат».
— А ты крымская татарка? — спросила она в ответ, посмотрев на платок и лицо журналистки.
— Да, а что это что-то меняет?
— Нет, я в суде все сказала.
— Я корреспондент, описываю судебный процесс, беру комментарии и моя национальность в данном случае не имеет значения.
— Вот мужчина пусть комментирует, — отвернулась Звягинцева, как будто получив сатисфакцию. Мужчина тоже отказался говорить.
«Этот процесс — апофеоз всей моей деятельности, понимаете?» — возбужденно говорил крымский историк и философ Михаил Кизилов после заседания. Его многолетние работы в этом направлении пригодились крымским чиновникам. 27 июня он приехал в суд, чтобы выступить в качестве специалиста по делу.
Большинство тех, кто выступал в суде в качестве специалистов — публицисты, чиновники, профессиональных историков среди них было мало. Они цитировали свои книги и статьи, иногда — выводы советского следствия. Новой информации не привносили, но формально подтверждали позицию прокуратуры.
Несколько недель назад Кизилова резко критиковали в социальных сетях за то, что он сравнил действия российских военных в Украине с участием Красной армии в войне 1941-1945 годов и предложил россиянам и крымчанам идти в бой с лозунгами: «За Родину! За Путина!». Сейчас он эксперт крымского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.
За год до судебного процесса он презентовал книгу «Красный». История нацистского лагеря смерти» — в соавторстве с главой крымского парламента Владимиром Константиновым и зампредседателя Госсовета Крыма Владимиром Бобковым.
Уже 2-3 ноября 1941 года, через день после оккупации Крыма, на территории совхоза «Красный» организуется пересыльный лагерь для военнопленных, так называемый «Дулаг» — рассказывал Кизилов в суде. В лагере содержалось до трех тысяч заключенных в возрасте от нескольких месяцев до 70-80 лет. По его словам, это были люди всех национальностей, которые проживали в Крыму, всех социальных категорий. В основном это были мирные граждане, но также партизаны, подпольщики, члены их семей, и даже уголовные преступники. Среди надзирателей особой жестокостью отличались начальник лагеря Карл Шпекман, его заместитель Пауль Краузе и Генри Гунце.
«Все три вышеуказанных лица не просто выполняли административные функции, но и сами активно принимали участие в пытках, издевательствах и лично убивали узников лагеря», — рассказывал специалист.
По его оценкам в лагере совхоза было убито около 15000 советских граждан.
Весной 1942 года немцами было уничтожено около 900 пациентов двух больниц в Симферополе и селе Александровка с помощью невыносимых для жизни условий — скученности, голода, а также в газвагенах или машинах-душегубках — продолжал специалист. Все это делалось, утверждал он, для ликвидации психически больных и людей с различными заболеваниями.
«В процессе этих чисток уничтожались не только расово неполноценные евреи и цыгане иначе называемые рома́, но и люди с инвалидностью, в том числе пациенты психиатрических клиник. Порой для того чтобы стать жертвой нацизма человеку было достаточно иметь ту или иную болезнь, например острый туберкулез, сифилис или церебральный паралич или особенность физического телосложения, искривления позвоночника, отсутствие конечностей. Тотальное убийство пациентов больниц различного профиля, специализированных санаториев, психиатрических клиник проводилось нацистами повсеместно на оккупированных территориях СССР, в том числе и в Крыму», — рассказывал Кизилов.
Соавтор книги про концлагерь «Красный» и зампред Госсовета — Владимир Бобков — говорил о голоде, как основном методе уничтожения советских военнопленных в Крыму. Питание в лагерях было сознательно рассчитано на планомерное систематическое истребление заключенных путем изнурения голодом. Это, по мнению специалиста, подтверждается многочисленными заболеваниями и колоссальной смертностью вследствие дистрофии, авитаминоза и интоксикации. Другим орудием устрашения и подавления воли пленных был каторжный труд.
«В лагерь почти всегда возвращалось меньше людей, чем уходило [на принудительные работы]. Люди калечились, их увозили в лазарет, где ждала смерть, или же на месте убивали», — рассказал в суде Бобков.
В качестве специалиста в суде выступала Оксана Шеремет — бывшая журналистка и нынешняя чиновница керченской администрации. В 2021 году Шеремет стала лауреатом республиканской премии в номинации «Крымский патриотизм, вклад в миротворческую деятельность и процветание Крыма». Награду ей вручал спикер парламента Владимир Константинов.
Она говорила о событиях оккупации в Керчи. Город был оккупирован немцами дважды — с ноября по декабрь 1941 года и с мая 1942 года по апрель 1944 года. За это время, подсчитала на основании актов районных комиссий Крымская чрезвычайная комиссия по Керчи, было убито 14087 жителей. Шеремет назвала несколько случаев массовых убийств во время оккупации.
Немецкие пикирующие бомбардировщики Юнкерс Ю-87 летят вдоль азовского побережья Крыма. Фото: National Geographic
4 ноября 1941 года немецкий самолет потопил пароход «Рот Фронт», который эвакуировал работников Керченского металлургического завода и коксохимзавода и их семей. Корабль затонул, погибло 13 человек экипажа и более 600 человек, удалось спасти всего 52 человека.
В ноябре 1941 года оккупационные власти расстреляли около 7 тысяч горожан , прежде всего евреев. Их массовое захоронение было в противотанковом рву возле станции Багерово. Среди убитых были несовершеннолетние. Впоследствии появилась история, которую пересказала Шеремет — об отравлении 245 керченских школьников. Их собрали и дали отравленный кофе с пирожками, а тем, кому кофе не хватило, помазали губы ядом в амбулатории. Эта история приводится в «Истории Украинской ССР в десяти томах» по тексту Акта Чрезвычайной государственной комиссии о злодеяниях немцев в городе Керчи №СССР-63 1944 года. Оттуда ее дословно скопировали для проекта РИА Новости и Музея современной истории России «Дети в Багеровском рву: как нацисты зверски расправились с жителями Керчи». В точно таком же виде история была озвучена в суде.
В качестве еще одного специалиста выступил военный пенсионер Сергей Ткаченко. В январе 2017 года он презентовал свою книгу «Крым российский: каким он был… Крымская область в начале 1950-х: воспоминания о настоящем».
В предыдущие годы он часто публично критиковал Меджлис крымских татар и много писал в своих статьях и книгах о крымскотатарском коллаборационизме во время немецкой оккупации полуострова, споря с теми историками, например Владимиром Поляковым, кто пытался изучить вопрос коллаборационизма на полуострове — не исключительно крымскотатарского — не только с официальных позиций советской исторической науки.
В суде Ткаченко рассказывал о сожжении населенных пунктов в Крыму и казнях мирного населения. Керчь, Севастополь и 127 сельских населенных пунктов были полностью разрушены — выступал специалист. Подавляющее число таких селений были сожжены в ходе операций «Огонь и меч» — «Feuer und Schwert» в декабре 1943 года и «Охота на дроф» весной 1942 года. Операция «Огонь и меч» имела несколько взаимосвязанных целей, объяснял историк, основными из которых стало применение новой тактики по борьбе с крымскими партизанами — создание так называемой «мертвой зоны», чтобы они не могли укрываться там во время суровой зимы.
Румынские горные стрелки сдаются в плен советским войскам на дороге в Крыму. Фото: неизвестный автор
Доктор исторических наук и профессор Крымского Федерального университета Олег Романько назвал общую цифру уничтоженных оккупантами крымчан — 219 тысяч человек — мирных и военнопленных. Видимо, из его трудов эта цифра вошла в материалы дела, а потом и приговор.
Согласно «Генеральному плану Ост», на территории Крыма должна была остаться лишь пятая часть прежнего населения, заявил Романько, а остальные вывезены в центральную Россию. Территория Крыма же по плану должна была быть заселена немцами. Романько утверждал, что часть населения, согласно «Генеральному плану» должны была быть ликвидирована, но в тексте документа этого нет, хотя цифры будущих переселенцев занижены без объяснений.
Кроме прочего, Романько напомнил об ответственности за уничтожения людей в Крыму румынских спецслужб и военных, а также «формирований коллаборационистов из числа советских граждан».
«Коллаборационистские структуры и формирования находились при всех частях немецко-румынского оккупационного аппарата и являлись его опорой на низовом уровне», — говорил в суде Романько, но тоже не упоминал национальности коллаборантов, хотя сам является автором нескольких публикаций о крымскотатарских формированиях в рядах вермахта.
Немецкие войска в захваченном Севастополе. Фото: Франц Гайк
Наконец последней в качестве специалиста, хотя и не имея ученой степени, в суде выступила замдиректора Музея-заповедника героической обороны и освобождения Севастополя Анна Селиванова. Она говорила об оккупации Севастополя, где, говорила она, было уничтожено 4200 евреев.
Процесс над нацистскими оккупантами завершился 7 июля. Суд удовлетворил иск прокуратуры Крыма и заявил, что «установил факт, имеющий юридическое значение относительно признания установленных и вновь выявленных преступлений, совершенных немецко-фашистскими захватчиками против не менее 219 000 мирного населения и военнопленных в период Великой Отечественной войны на территории Республики Крым».
Все события, о которых шла речь во время процесса, суд постановил считать военными преступлениями и преступлениями против человечества, а также геноцидом национальных и этнических групп в Крыму. Прокуратура и суд ссылались на Устав Международного военного трибунала. О засекреченных документах, которые исследовали в заключительном закрытом заседании перед прениями, в решении суда речи не было.
За пять заседаний в суде не прозвучало ничего, что не было известно до сих пор. Почти все, о чем говорили свидетели и специалисты уже изучалось советским следствием и разбиралось в судах. Более того, документы и данные специалистов базировались на данных, полученных советскими следователями, взятых без анализа и проверки в суде. Зачем понадобился этот процесс, кроме очевидных пропагандистских возможностей, тоже так и осталось непонятным. Впрочем, возможно, что прокуратура, ФСБ, Госкомитет Крыма и сам суд других целей и не ставили.