«Приставили пистолет рядом с ухом». Монолог крымского татарина, которому инсценировали расстрел, а сегодня посадили на 17 лет
Раим Айвазов. Фото: «Крымская солидарность»
Весной 2019 года на российском пропускном пункте админграницы «Армянск» пропал житель Симферопольского района, активист объединения «Крымская солидарность» Раим Айвазов. Он занимался организацией передач в СИЗО заключенным крымскотатарским активистам. Родственники и друзья потеряли с ним связь и более 10 часов не знали, что с ним происходит.
На следующий день Айвазов связался с сестрой и сообщил, что он находится в крымском управлении ФСБ. 18 апреля 2019 года Киевский районный суд Симферополя арестовал его по обвинению в участии в террористической организации . Айвазова включили в состав самого массового уголовного дела против 29 крымских татар о принадлежности к исламской партии Хизб ут-Тахрир. В 2003 году ее признали в России террористической, но в Украине и большинстве европейских стран она действует свободно. Дело 29 крымских мусульман в Крыму называют «второй Симферопольской группой».
Задержанных активистов вывезли в Ростовскую область в России и распределили по пяти СИЗО. Затем их снова привезли в Крым для следственных действий, а к суду — вернули в Россию. Четверо из них до сих пор находятся в розыске, еще одного арестовали в июне 2019 года. Всех подсудимых разделили на пять групп, и дело каждой рассматривает Южный окружной военный суд. Первой пятерке, в которую входит и Раим Айвазов, сегодня вынесли приговор.
Адвокат Раима — Мария Эйсмонт заявила о пытках своего подзащитного в день задержания. Еще трое фигурантов этого дела — гражданские журналисты Осман Арифмеметов и Ремзи Бекиров, а также активист Владлен Абдулкадыров рассказали в суде, как на них оказывали физическое и психологическое давление.
«Ґрати» публикуют монолог Раима Айвазова о том, как оперативники ФСБ угрожали ему расстрелом перед тем как обвинили в терроризме, а потом ужесточили обвинение за отказ пойти на соглашение со следствием.
В ночь с 16 на 17 апреля 2019 года я направился на административную границу с Херсонской областью. Примерно в полночь приехал в Армянск. Пришел на российский КПП, передал свой паспорт пограничной службе. Мне сказали, что необходимо подождать чего-то, что кто-то хочет приехать и со мной поговорить. Документы мои возвращать не стали. Я прождал около двух часов.
Приехали три человека. Они были в гражданке: в кепках и джинсах. Меня завели в какую-то комнату и начали задавать вопросы: «Куда я еду?», «Зачем я еду?». Я сообщил, что еду в Одессу к другу. Они взяли мои три паспорта — российский внутренний, два украинских, — и мобильный телефон, и сказали, что мне необходимо проехать с ними в Симферополь для общения с каким-то следователем. Я согласился.
Мы пошли к выезду с пропускного пункта. Подошли к их автомобилю — черному «Шевроле Круз», без номеров. Мои вещи положили в багажник, открыли заднюю дверь, я сел, с другой стороны сел другой человек. Так я оказался посередине машины. На левую руку мне надели наручники, я не понял, что происходит, начал сопротивляться. В этот момент они пытались надеть наручники на правую руку — заломали ее за спину. Я сопротивлялся, после чего один из этих сотрудников коленом ударил меня в лицо. Когда я оклемался, на мне сзади были застегнуты наручники, и я сидел головой в пол. Они подняли меня за волосы и показали электрошокер. Включали его перед лицом — пугали. Пошли разговоры, что «мы с тобой сейчас сделаем». Водителю они кричали, мол вези к озеру, «сейчас будем убивать его».
Раим Айвазов. Фото: «Крымская солидарность»
Ехали мы около пяти минут по направлению от Армянска к Симферополю. Где-то через минут пять мы съехали с трассы буквально метров на 50, так что я видел проезжающие рядом машины. Остановились в поле. После чего меня вытянули за волосы из машины, у меня отекли ноги, я их не чувствовал. Я упал на колени. На меня натянули капюшон и начали не сильно поначалу бить.
Били в область спины, почек. Били по затылку. Видимо, кулаком. Чем, я точно не знаю. После чего достали, как я позже понял, пистолет, ударили его рукояткой по затылку, приставили его рядом с ухом… Человек, который стрелял, стоял сзади. Я точно не знаю, кто это был — Валиулин или, может быть, Скибин . Я не знаю, кто именно стрелял, я не видел. Начали стрелять между ног. Естественно было темно. Были видны искры, запах пороха, в ушах шум стоял. Я не понимал, что происходит. Они мне начали кричать: «Вы там все испугались, что мы вас всех начали сажать татар. Так вот, мы вас всех пересажаем». Они акцентировали внимание именно на национальности. Про крымских татар кричал Валиулин, оперативник ФСБ, который меня задерживал. Он кричал: «Мы вас всех пересажаем, твоих друзей посадили и тебя посадим. Если ты не будешь давать показания на них, здесь рядом есть озеро какое-то или ставок, тебя там убьем, и ты не увидишь больше своих детей».
У меня не было выбора. Я согласился. Меня посадили обратно в автомобиль. Эти угрозы расстрелом длились около получаса, может быть меньше, я точно не помню, потому что был тогда в таком состоянии… Вспомнить все детали сложно.
Переписка с телефона Айвазова, которую вел оперативник ФСБ. Скриншот с видео: Антон Наумлюк
Мы поехали в Симферополь. С моего телефона Валиулин писал моей жене вместо меня — от моего имени. Звонила жена, взволнованная, чтобы спросить, где я и что со мной. Она была в положении, мы ждали второго ребенка. Валиулин отвечал смс-сообщениями в вайбере, что «все хорошо», «я еду в автобусе», «не могу говорить», «перезвоню позже, как доеду» и так далее.
Уже начало светать. Мы подъехали к Симферополю. Глаза у меня были закрыты, я не видел, куда мы едем, но примерно знаю свой родной город. Мы заехали на Франко, 13, то есть в управление ФСБ. Я сидел в машине. Поднял голову, когда они вышли, чтобы оглядеться. Они стояли сзади — четыре-пять человек, о чем-то говорили. Меня вывели из машины, провели в кабинет. Там есть такие «стаканы» — комнатка, может полтора на полтора метра, с железной дверью. Посадили туда. Я сидел там около двух часов в ожидании следователя.
Потом меня завели в кабинет. Пришел адвокат Олег Глушко. Я у него спросил, что происходит. На что он мне начал говорить, что «всё плохо, тебе надо подписывать все бумаги». Странно, что вместо юридической помощи он оказывал такое же психическое, нагнетающее давление. Но я первый раз оказался в такой ситуации, многого не знал, плюс реальный страх за жизнь наслаивался.
Адвокат Олег Глушко. Фото: страница Глушко в фейсбуке
Он сказал, что нужно подписать показания, тогда «все быстрее кончится». После чего меня завели в кабинет к следователю, но его там еще не было. Стоял Валиулин, Скибин и третий, не знаю его фамилию. У одного из них, точно не помню у кого, был мой телефон, и они пытались с кем-то связаться по нему. У меня стояла там украинская сим-карта, которую я поставил так как выезжал. Они пытались кому-то позвонить, планировали поехать на границу, так как тут украинская сим-карта не ловила. Один из них забрал телефон и уехал. Они между собой говорили, что «здесь связь не ловит, надо доехать на границу, на границе она будет ловить».
Остались Валиулин и второй, точно не помню кто. Они снова начали меня бить — Валиулин бил по затылку, говорил, что сейчас придет следователь и я все должен рассказывать.
Пришел следователь, положил листок с фамилиями. Там были указаны фамилии ребят со статьями, у кого какая часть. По этому списку я перечислял фамилии. Это были примерные показания, как и что происходило — как они хотели. Будто когда я посещал мечеть в Каменке, ко мне подошел человек и предложил изучать религию. Все то же самое, что говорили в суде скрытые свидетели. Если сравнить показания мои и показания этих наших скрытых шестерых свидетелей, которые присутствуют в материалах уголовного дела, текст идентичный, только фамилии свидетелей разные. Но текст идентичный: события в том же месте, в тот же месяц, тот же год — все одинаковое. Где собирались, изучали и читали какую-то литературу — все одинаковое, только фамилии меняют — вместо, к примеру, Рамазанова стоит Айвазов.
Меня вывели в другой кабинет, где распечатали этот текст. Это все они записывали на видеокамеру. В другом кабинете сидел еще один следователь, он составил, напечатал это все, и дал мне подписать.
Кстати, следствие утверждает, что в тот момент меня спрашивали: «Вас заставляли поставить подпись насильно?». Я говорил — нет, подпись ставил сам. Но меня до этого уже избили и геройствовать там не было смысла, никто не знал о моем задержании и где я вообще нахожусь, я был один.
Все это происходило до обеда. В час дня мне позволили сообщить домой, что я нахожусь в управлении ФСБ Крыма. Согласно материалам дела меня тогда и задержали — в 13:00 или 13:30 фактически. После этого мне дали позвонить домой сестре. Я сказал ей, где нахожусь.
Раим Айвазов. Фото: «Крымская солидарность»
Этому адвокату Олегу Глушко я отдал деньги, несколько десятков тысяч рублей, 200-300 долларов, и около 2000 гривен. Попросил передать родителям. Я понимал, что в следственном изоляторе их изымут. Позже я узнал, что этот адвокат отдал не все деньги. Рубли и доллары отдал, а гривны — нет.
Мне сказали, что нужно подписать бумагу о соглашении. Я и ее подписал. Я соглашался на все. Мне было страшно за жизнь, ничего неизвестно. Поэтому я ни от чего не отказывался, все подписывал.
После этого меня отвезли в следственный изолятор, где я морально собрался и успокоился. Ребята в камере поддержали, говорили: «Не переживай, все нормально будет». Я осознал, что произошло: я под огромным давлением оговорил ребят в интересах следствия — некоторых из них я знаю, некоторых из них вообще толком не знал. Может быть, один раз в жизни видел.
Ко мне снова приехал сотрудник, не знаю его фамилии, насчет соглашения о сотрудничестве. Он у меня переспросил: «Ты хочешь, не хочешь?». Я сказал, что не хочу и написал отказ от сотрудничества со следствием. После чего ко мне снова пришли три сотрудника: Валиулин, Скибин и кто-то третий. Меня вывели в отдельный кабинет в СИЗО. Они зашли и сказали: «Мы узнали, что ты отказываешься». Я объяснил, что осознал произошедшее, что я некоторых людей даже знать не знаю. Они сказали: «В таком случае у тебя будет часть первая — не участие, а организация [террористической ячейки]». До этого была вторая, но, разозлившись, они решили переквалифицировать. Я сказал: «Ну давайте, посмотрим, что вы на меня найдете».
В управлении ФСБ они мне тыкали какой-то видеозаписью, типа — вот ты на ней есть. Но они не могли найти, перематывали видеозапись и говорили, что «мы тебя сейчас найдем». В итоге даже экспертиза не нашла меня на видеозаписи.
В итоге, в один из дней, когда у нас проходили следственные действия, ко мне подошел следователь ФСБ Сергей Махнев и сообщил, что у них есть аудиозапись с моей речью. Я говорил там о важности времени, как и на что тратить его, то есть не заниматься ерундой, а какими-то благими делами. Следствие провело экспертизу этой записи и решило, что эта речь доказывает мою принадлежность к террористической организации. Во время прений мой адвокат Мария Эйсмонт показала идентичную речь, буквально слово в слово — где-то в России, имам от муфтията провел проповедь перед пятничной молитвой.
Раим Айвазов и адвокатка Мария Эйсмонт. Фото: «Крымская солидарность»
Следствие, проанализировав аудиозапись, решило, что этот текст основан на идеях исламской политической партии Хизб ут-Тахрир, которая запрещена в России с 2003 года. В Крым этот запрет пришел вместе с Россией.
С того дня я уже третий год нахожусь в СИЗО .
Суть дела такова — мы заявляем, что это не борьба с террором, а борьба с нашей религией, Исламом. Нам говорят — нет, это не борьба с Исламом, это вы — плохие. Хоть они и говорят, что страна многонациональная, что в России свобода вероисповедания, что это страна и для мусульман — это все ложь. Мы неугодны им именно нашей верой и стремлением жить по нормам Ислама.
