«Они стреляли над нашими головами». Монолог херсонца, как город сопротивлялся оккупации и помогал ВСУ
Митинг против оккупации в Херсоне, 13 марта 2022 года. Фото: Вгору
После освобождения Херсона местные жители рассказывают о том, как пережили оккупацию. В том числе, о массовых акциях протеста против вторжения российских войск в начале марта.
«Ґрати» публикует монолог одного из активных участников протестов — херсонского психолога Александра Геращенко. Об акциях протеста под обстрелами россиян, про активистов, которые передавали сведения о российских войсках украинским спецслужбам, и местных коллаборантов.
О начале войны
Война для меня началась со звонка сына. Он — программист, не спит ночью — позвонил и сказал… Через несколько часов мы уже услышали первые взрывы. Из квартир не выходили, в соцсетях смотрели видео, которые люди из окон снимали — как передвигается российская техника. Так было три дня.
Было опасно выходить, и я не понимал, куда идти. Но в соцсетях писали, что в Херсоне россиян нет, где-то прячутся. Они обстреляли несколько зданий, в том числе СБУ, но в городе поначалу в большом количестве не базировались. Насколько понимаю, у них была позиция — не раздражать херсонцев, мол, «примите наш русский мир».
Александр Геращенко на митинге против оккупации. Фото предоставлено Геращенко
Понемногу жильцы начали выходить на улицы. К сожалению, начались грабежи магазинов, и люди самоорганизовались, чтобы патрулировать город. Я был в их числе. Мы обеспечивали охрану по районам, нам писали, если что-то противозаконное происходило, мы выезжали. Грабежи, пьяные потасовки, ограбление банкоматов, магазинов, аптек… Мы ловили тех, кто это делал. Проводили с ними, так сказать, воспитательную работу.
Затем херсонцы сформировали Муниципальную стражу. У нее не было оружия, только специальные жилеты и дубинки. Мы уже им звонили по телефону, они приезжали и забирали правонарушителей. Везли их в полицейский отдел, составляли протоколы, то есть пытались действовать как в правовом государстве. Россияне сначала почти не вмешивались. Их вообще не было видно и слышно, хотя мы понимали, что они есть.
Мы звонили владельцам ограбленных магазинов. Они позволяли нам вывозить весь товар как гуманитарную помощь. Паковали и развозили в больницы, детдома, просто людям, которым нечего было есть. Иногда писали объявления в соцсетях, что в такой школе будут раздавать гуманитарку: «Все, у кого трудное положение, приходите». Люди приходили.
О митингах
Сначала было много групп в соцсетях, где местные писали какие-то новости и информацию о россиянах. И вот однажды написали, что 4 марта они планируют привезти и раздавать гуманитарку. Возмущались в группах… Но в тот день полностью отключили мобильную связь, видимо, вышки заблокировали. Я успел забросить объявление, что нужны украинские флаги. И одни ребята написали, что у них есть семь штук. Мы договорились встретиться у парка. Связи и дальше не было, но я решил поехать на встречу. Нашел этих ребят, они отдали флаги.
Мы вышли на площадь, там никого не было. Через некоторое время видим: фуры подъезжают, россияне разгружают какие-то продукты. И знаете что разгружали? «Чумак», украинские продукты — то, что украли в Каховке. Я начал останавливать подходящих людей. Говорил: «Давайте не будем безразличны, выскажем свою позицию, что не хотим «русского мира», не надо нам их гуманитарки, а с продуктами мы поможем». Нас собралось человек 16-20. Достали флаги — сначала еще можно было… Я даже давал интервью для российского телевидения под прицелом двух автоматов. Культурно сказал, что мы их не звали, и тот, кто пришел с оружием, от оружия и погибнет: «У нас достаточно еды и никаких бандеровцев мы не знаем. Мы вас не звали сюда».
Нам начали угрожать автоматчики: «Вы не даете людям взять гуманитарную помощь». Я объяснил, что мы говорим не брать чужое, что мы людям сами поможем. Через некоторое время они все собрали и уехали.
Мы покричали: ура, мы молодцы! И договорились на следующий день созвать митинг. Подошел Сергей Павлюк , мы с ним тогда и познакомились. Я знал, что он режиссер, раньше видел в театре. Мы договорились, что в соцсетях раскинем информацию, что в десять собираем митинг на следующий день. Он согласился.
Мы написали во все чаты и объяснили, что акция будет мирной, чтобы не было никаких провокаций. Утром следующего дня, когда я приехал на площадь Свободы, обалдел, там было столько людей…
Я психолог и тренер НЛП , поэтому понимаю, как управлять толпой. Разъяснил людям, какая цель митинга, предупредил о возможных провокациях. Сразу заметил отдельных провокаторов, побеседовал с ними.
Митинг против оккупации в Херсоне, 13 марта 2022 года. Фото: Вгору
Поначалу все было спокойно, толерантно, люди выражали свое недовольство присутствием русских военных в городе. Но впоследствии россияне спровоцировали потасовку, начали стрелять из автоматов и ранили одного человека. Возмущенная толпа не выдержала и пошла на колонну военных. Мы их оттеснили и остановились вплотную — в нескольких метрах от здания администрации — они стреляли над нашими головами. Люди были настолько возмущены, что терробороновцы, спортсмены едва сдерживали их, чтобы никто не побежал на военных.
Я подошел к одному русскому офицеру и говорю: «Ты военный, понимаешь, если эта толпа сейчас бросится на вас, ты же пол рожка не отстреляешь, вас люди порвут. Люди пострадают, но и вы живы не останетесь».
Он кивнул головой.
Я говорю: «Давай договоримся: отведи солдат на 10 метров, и я уведу людей за памятник. Но ты первый, чтобы я мог это объяснить».
Он кивнул и дал команду, они стали отходить. Я говорю людям: «Видите, мы молодцы, мы их запугали, давайте отойдем к памятнику, чтобы никто не пострадал».
Мы отошли, но людей становилось все больше, возмущение нарастало, и люди говорили россиянам все, что думали. Чтобы направлять эмоции людей и избежать стрельбы, я предложил пойти шествием по городу, чтобы показать, что мы восстали, защищаем Херсон. И предложил пойти к памятнику Вечного огня. Люди поддержали. Колонна ушла с площади, распевая украинские песни и выкрикивая патриотические лозунги.
На следующий день людей собралось еще больше. На площади звучала музыка, участники танцевали и пели… В конце митинга я повел их к железнодорожному вокзалу по центральному проспекту. У вокзала россияне взорвали над нами в небе взрывное устройство, пытаясь запугать. Но участники только кричали в их сторону бранные слова и патриотические лозунги.
Российские военные в Херсоне. Фото предоставлено Александром Геращенко
Россияне нас боялись, хоть они были в балаклавах, но я умею по глазам читать. В России никогда люди не шли против автоматов, потому они нас очень боялись. Над нашими головами стреляли из пулеметов, но мы не убегали. Для них мы или герои, или сумасшедшие.
А затем в соцсетях разместили видео с допросом местного журналиста Тарасова (Александра Тарасова — Ґ ), где он называет Павлюка одним из организаторов митингов. Он тогда еще сказал, что все митинги организует СБУ, плюс запланированы несколько взрывов, чтобы обвинить в этом Россию. Мне послали видео допроса одного из руководителей теробороны Херсона и его фото на площади за моей спиной. Он рассказал, что работал на россиян и должен был шестого марта во время митинга взорвать взрывное устройство…
Мне принесли бронежилет, чтобы надевать на митинги, но я отказался его брать. 8 марта я выступил перед людьми на митинге, поздравил женщин с праздником и всех — с присвоением Херсону звания города-героя. И сказал, что мы выполнили свою миссию, показали позицию Херсона, что он не будет российским. Мы показали всему миру, что мирные люди без оружия могут также бороться за свою свободу. И мы запустили митинги во многих городах Украины и мира. Я предложил не собираться в таком большом количестве, чтобы не подвергать себя опасности.
Митинг против оккупации в Херсоне. Фото предоставлено Александром Геращенко
Но уже 13 марта, на день освобождения города от фашистских захватчиков, вышли очень многие. Кто-то сшил огромный украинский флаг, и мы несли его по городу. Тогда россияне начали стрелять из пулеметов над нашими головами.
Следующие митинги уже были все менее и менее людными, а где-то 16-17 марта в людей стали стрелять гранатами со слезоточивым газом. Было много раненых обломками и обожженных газом.
Я продолжал ходить на акции, но уже не возглавлял их, считая, что это очень опасно. Россияне поставили рупор, по которому сообщали, что по российским законам запрещаются митинги, встречи, скопления людей и тому подобное, и они будут задерживать участников. Тогда активные участники начали исчезать. Мне пришло предупреждение: не выходить. Показали фото, что за мной следил один из россиян, и я испугался за семью.
О разведке для ВСУ
Я много учил психологию, был тренером в одной международной компании. Ко мне пришли мои ученики, друзья и спрашивают, что делать. Мы обсуждали возможность создать боевой отряд, но никто не имел военного опыта. Из меня генерал такой себе, я в армии не служил. Бензина, масла и бутылок мы нанесли, чтобы делали зажигательные смеси. Но с этим особо не повоюешь, должен быть координатор. А мы не знали, кто свой, а кто чужой. Потом выяснилось, что предатели были даже среди друзей.
Мы решили не вступать в открытое противостояние. Я общался с некоторыми сотрудниками [украинской] спецслужбы. И они стали давать нам задачу: как следить за перемещением войск, подтвердить поражение объектов и найти, где живут коллаборанты и российские военные и т.д. Я работал напрямую с артиллерией, предоставлял координаты скопления врага, а затем связь с ребятами прервалась.
Сформировалась группа людей, готовых собирать и передавать информацию ВСУ. Это были только проверенные люди, друзья. Сначала я разговаривал с каждым на разные провокационные темы — о хороших россиянах, о друзьях, о поддержке России. И наоборот — о ярости к ним, безжалостности. Так раскачивал психику, проверял, с кем можно общаться, а с кем нет.
Честно говоря, каждый день думал, что ко мне придут, — арестовали многих активистов. Я не жил дома, меня было нелегко найти. Во время митингов меня снимали тысячи людей, но я почему-то не засветился в соцсетях. Может это помогло.
Об обстрелах
Говорят, Херсон не бомбили. А что такое бомбили? Мы слышали взрывы каждый день с утра до утра, Чернобаевку бомбили каждый день, а это район Херсона. ПВО работало круглосуточно над нашими головами, а когда вылетает российская ракета С300, вздрагивает весь город.
Гражданские самолеты и уничтоженная техника на аэродроме в Чернобаевке, Херсонская область. 22 ноября 2022 года. Фото: Нина Ляшонок, Ґрати
Знаете, когда были массовые выезды из Херсона? Когда стихала артиллерия на два дня, психика людей не выдерживала тишины. Пока мы слышали взрывы, спокойно спали, потому что знали, это ВСУ защищает нас. А иначе у людей паника начиналась.
О застенках
В следственном изоляторе много наших ребят побывало. И в СИЗО в Олешках.
Русские издевались над людьми. Забирали по поводу и без. Я общался с некоторыми, кто там был, ребят изнасиловали, пытали током. Кто-то после этого покончил с собой, кто-то начал употреблять сильные наркотики, а кто-то пошел воевать.
В херсонском СИЗО, 14 ноября 2022 года. Фото: Нина Ляшонок, Ґрати
Мне говорили, что в застенки приехали 17-летние студенты-ФСБшники на практику — научиться пытать. Это — изверги, русские — изверги. Они — орки — существа, имеющие тело, но не имеющие души. И это я говорю при том, что всем советую не носить в себе ненависть, потому что она больше вредит. Но с «рашистами» нужно бороться до последнего, покончить раз и навсегда. Никаких договоренностей, у них нет сочувствия и человечности.
О коллаборантах
Сколько их было? Кто знает. В начале оккупации было преследование людей, пытки. Смелые затихли, спрятались, многие уехали. А вот как раз коллаборанты и вся эта нечисть вылезла. Могло казаться, что их много. Но если сосчитать, то возможно их было до ста человек. Что такое сто человек для города с населением в 300 тысяч? Даже если на тот момент в Херсоне осталось 50 тысяч… Это немного.
В подавляющем большинстве люди верили в ВСУ, но были и сомневающиеся. Мол, нас же предало государство, предали военные, все убежали. В качестве аргумента я вспоминал Донецк — армия до сих пор бьется за город. Освободили Киев, Сумы, освободят и Херсон. Так и вышло.
Людям простым, недальновидным не нужно объяснять слишком тонкие политические вещи. «Слышишь каждый день артиллерия бьет по россиянам в Чернобаевке? О чем это говорит? Что наши борются и продвигаются к нам», — говорил я некоторым знакомым. Успокойся и жди, добавлял. В основном, все нужно было просто объяснять, показывать свое спокойствие и уверенность.
О выезде
Когда объявили референдум — 27 марта, мы с семьей — женой и дочерью — решили, что пора ехать, чтобы не попасть под российскую мобилизацию. До этого дважды сидели на чемоданах, но что-то нас держало в Херсоне.
Два дня мы стояли в очереди на переправе. Когда ехали под мостом, начался обстрел хаммерсами , и один из снарядов, который сбила ПВО, упал в воду в 15 метрах от нашего понтона. Это было самое страшное, что произошло с нами с начала полномасштабного вторжения. Мы видели, как наши бьют по мосту, видели, как российская ПВО работает… Мы выехали на ту сторону и поехали в Васильевку. Там нас люди в полях и деревнях принимали, давали жилье и кормили. Сначала в селе Лепетиха заночевали, потом в Первомайском — у пожилой пары. А дальше едва добрались до Запорожья. После нас еще две-три колонны проехали и все — проезд ограничили.
Потом мы поехали в Киев, дальше на западную Украину. Я понял, что такое ПТСР . Каким бы подготовленным ни был, учитывая профессию, но микрострессы меня догнали. Я поехал в горы восстанавливать психику, потому что иначе было просто невозможно. Сейчас вместе с коллегами разрабатываю программы восстановления психики для военных и гражданских, потому что, скорее всего, это [ПТСР] коснется каждого. Когда я был в Херсоне, каждый день выполнял какие-то задачи, не было времени над этим задуматься, а уехавшие рассказывают, что две недели — «ломка», боли в теле, депрессия. Каждый эмпатический человек уже пострадал.
Я очень горжусь херсонцами. Многие считали Херсон «городом спящих». Но как его жители поразили меня на митингах… Как же они бесстрашны! Для меня они — герои!
