30 ноября, Ирина Данилович, медсестра из Феодосии, которую российские власти судят за хранение взрывчатки в футляре для очков , впервые дала показания в суде. Она подробно рассказала участникам заседания о том, что с ней происходило во время и после задержания, утверждая, что версия следствия полностью выдумана, а ее жизни несколько раз угрожала опасность. В здании отдела ФСБ в Феодосии, вопреки утверждениям следствия, ее никогда не было, почти все протоколы по делу были составлены задним числом и подписаны под принуждением, а понятых, выступивших в суде в роли свидетелей, она никогда не видела.

Неделю ее держали в подвале, периодически избивая. Она боялась есть пищу, которую ей приносили раз в сутки, не спала несколько дней и ночей, перенесла многочасовые ежедневные допросы с помощью полиграфа. Оперативники ФСБ искали доказательства ее сотрудничества с украинскими спецслужбами, требовали назвать имена журналистов, работающих в Крыму, и угрожали убить.

«Ґрати» решили опубликовать ее монолог полностью с незначительными правками. Это рассказ человека, пережившего самый большой в своей жизни страх, насилие и обман. История гражданской активистки, подписавшей документы следствия в обмен на жизнь.

29 апреля 2022 года я возвращалась с работы из медцентра «Малахит» домой. В 9:30 я пришла на автобусную остановку в Коктебеле и ждала автобус. Приехал автомобиль Шкода Октавия серебристого цвета, в нем — четверо неизвестных человек. Один был с открытым лицом, а трое — в балаклавах и камуфляжной форме. Мужчина с открытым лицом вышел [из автомобиля]. Он достал из кармана какое-то удостоверение, представился сотрудником ФСБ и сказал, что ему надо со мной поговорить, поэтому я должна с ним куда-то отъехать. О чем будет разговор он отвечать отказался. Сказал, что это всего лишь беседа, и они меня надолго не задержат. Для беседы ему не нужны ни повестка, ни постановление суда.

Мне были известны факты об участившихся в последние годы похищениях сотрудниками ФСБ людей, которых потом находили после жестоких пыток, а часто и не находили вовсе. Поэтому ехать с ними я никуда не хотела. Присутствие в автомобиле людей со скрытыми лицами давало мне понять, что беседовать со мной никто не собирается. В то же время я понимала, что никто мне помочь не сможет, потому что место было абсолютно безлюдным.

Я прошла с ними к машине. После того, как меня посадили в автомобиль, Чевалков Юрий Чевалков — сотрудник крымского управления ФСБ  — сейчас я уже знаю, кто это — и еще один человек начали в грубой форме на меня кричать и требовать, чтобы я отдала им телефон. Я сказала, что забыла на работе. Если они хотят его получить, то придется проехать туда. Тогда автомобиль остановился и вернулся на остановку. Чевалков вышел и начал кому-то звонить.

Мне стало плохо, у меня закружилась голова, но из машины меня не выпускали. Когда мне все-таки удалось выйти на улицу, я попыталась обратить на себя внимание и попросить помощи у таксиста, который выезжал с заправки [неподалеку]. Но люди в масках вместе с Чевалковым, выкручивая мне руки, затолкали меня в автомобиль и увезли. 

По дороге я попросила Чевалкова предъявить постановление о задержании, но он отказался. Достал из карман какой-то смятый лист бумаги с ксерокопией первого листа моего паспорта, показал мне и спросил: «Это твой паспорт? Заткнись и сиди молча, если хочешь жить». Я ответила, что если постановления о задержании нет, значит это очередное похищение. Чевалков это подтвердил.

Когда мы подъезжали к поселку Насыпное, Чевалков сказал водителю, чтобы он свернул в безлюдное место, и мы свернули в поле. Там они, применяя физическое воздействие, отобрали у меня сумку и пакет. Заломали мне руки и начали обыскивать в поисках телефона. После того, как отобрали у меня телефон и планшет, Чевалков кому-то позвонил и сказал: «Заходите». Тогда я поняла, что вторая часть банды пришла ко мне домой.

После этого они снова силой запихали меня в автомобиль и мы поехали. Водитель спросил у Чевалкова, куда едем, тот ответил — в Симферополь. В Феодосию мы не заезжали вообще. Потом, в Симферополе, я спрашивала у Чевалкова, что он от меня хочет, зачем я ему нужна, для чего меня похитили, что им надо от моих родителей. Но он ничего не отвечал, только угрожал, что если не заткнусь, он меня вывезет, не доезжая Симферополя, прямо в лес под Белогорском, и там меня закопают.

Около 12:00 мы подъехали к зданию ФСБ в Симферополе по бульвару Франко, 13. Чевалков надел мне на голову черный тканевый мешок, мы заехали во двор. Там меня с мешком на голове завели в здание управления. У меня в руках была сумка и пакет. Несмотря на черный мешок, я могла видеть свои ноги, когда заходила в здание. Меня провели через рамку металлодетектора, он при этом никак не реагировал. Затем меня завели в какой-то кабинет и только там сняли мешок с головы.

В кабинет вошли Чевалков, Суворов и Савченко Сергей Суворов и Олег Савченко — сотрудники крымского управления ФСБ . Сказали, что сейчас будут проводить мой полный досмотр. Для этого они вызвали женщину —по УПК так положено. Через некоторое время в кабинет вошли женщина, сотрудник ФСБ и Нариманов Руслан Нариманов — сотрудник крымского управления ФСБ . В руках у Нариманова была видеокамера. Он сказал, что женщина будет проводить досмотр, а то вдруг я спрятала у себя диктофон. Чевалков положил мой телефон и планшет в сумку. Они вышли, в кабинете осталась только я, человек в балаклаве, который возле двери сидел, женщина и Нариманов. Женщина начала осмотр. Нариманов включил камеру, сказав время, место обыска, и попросил меня назвать свою фамилию, имя, отчество. Женщина начала проверять металлодетектором меня и мою одежду. Потом сумку, пакет. Нариманов все это фиксировал на камеру. После этого она вручную проверила мою одежду. Все что она делала, она проговаривала для видео. Потом она доставала из сумки все предметы, которые там находились, и выкладывала на стол. Нариманов снимал крупным планом. Она проверяла их металлодетектором.

В сумке у меня было: четыре пачки сигарет, папка с документами, в ней — справки от нарколога и психиатра, которые потом с измененной датой оказались у меня в деле, военный билет, носки, белые медицинские штаны, пенал с маркером, тремя ручками, двумя медицинскими иголками в пакетике со спиртом. Клей, жгут и флешка. Косметичка была, зарядное устройство для телефона и планшета, оба целые и невредимые. Кошелек, в котором было примерно 8700 рублей, но вернули мне почему-то пять с чем-то. Очки в сером чехле.

Я прекрасно помню момент, как она вытащила этот чехол, открыла, сказала, что в чехле лежат очки. Нариманов снял это на видео крупным планом. Она подняла салфеточку для протирки очков, проверила металлодетектором. Все. Сложила. Ничего у меня в том чехле не было.

Никаких взрывных устройств, никаких сломанных иголок, никакой батарейки «Крона» в моей сумке не было в помине, это все зафиксировано на видеокамеру.

После этого в кабинет вошел Чевалков, снова забрал мой планшет и телефон. Мне вернули мою сумку и пакет. Снова надели на голову черный мешок и куда-то повели.

«Осуществляла поддержку Украины». Суд в Крыму допросил сотрудников ФСБ и посмотрел видео похищения медсестры Ирины Данилович. И они противоречат друг другу 

Когда с меня сняли мешок, мы были в помещении без окон. Стоял стол, стул, и раскладушка с каким-то грязным одеялом. Чевалков сказал, что это подвал и начал задавать вопросы: «Какого черта ты лезла в эту историю с ковидными выплатами в больнице Данилович активно вела блог о нарушениях в медицинской сфере, в том числе писала о невыплате дополнительной оплаты медикам, работавшим с завболевшими ковидом. Она также вступила в независимый профсоюз «Альянс врачей» ?». 

«Зачем тебе надо было это расследование? Везде есть коррупция и че ты типа бесишься. Кто тебе подсказал поступить в профсоюз «Альянс врачей»? Ты тупая, сама бы до этого не додумалась. Расскажи, как работает этот профсоюз?».

Кого я знаю из журналистов издания «Крымская солидарность»? Кого я знаю из независимых журналистов, которые работают в Крыму?

Потом он вышел и вернулся через несколько часов уже с Суворовым, и они начали угрожать расправой над моими родителями, если я им ничего не буду рассказывать и делать вид, что ничего не знаю. А я на самом деле ничего не знала.

Они начали применять физическое и психологическое воздействие. Были очень агрессивны, говорили, что ненавидят меня, моих родителей. Чевалков ударил меня и сказал, что никуда я сегодня не поеду и останусь на ночь тут. Я попросила у него телефон, чтобы позвонить родителям, предупредить, чтобы они не волновались. А также на работу — предупредить, что я завтра не выйду на сутки. Он на это засмеялся и ответил, что работа мне больше не понадобится. Еще сказал, что я не о том думаю, а должна думать, как хотя бы в живых остаться или вообще выбраться из этого подвала, что маловероятно. 

30 апреля, около 10:30 утра, ко мне пришли восемь человек сотрудников ФСБ, среди которых были Чевалков, Суворов и Савченко. Остальные пятеро были в балаклавах. Они снова мне угрожали расправой, если я не скажу, что знаю о журналистах, работающих в Крыму. Имелись в виду все независимые журналисты. Особенно их интересовали крымские татары. 

Савченко начал меня оскорблять. Сказал, что ненавидит меня и хочет меня убить прямо там. Что у них в здании таких как он — 500 человек. Но убивать они меня не будут, потому что для этого у них есть специально обученные люди, которые делают это не в самом здании.

«Ты будешь пиздеть, а мы будем тебя пиздить, — сказал Савченко, который в суде прикидывался святым. — И так много раз. Если хоть один вопрос будет не красным [во время проверки на полиграфе] — ладно, так уж и быть, я тебе разрешу сходить в туалет и искупаться. Потом мы вывезем тебя в лес, а уже там прикончим».

Суворов сказал: «Нет — лучше вывезем ее в Мариуполь и выбросим там». Типа там меня точно никто искать не будет.

В это время сзади ко мне подошел человек в балаклаве и начал душить.

Среди них еще был человек в зеленой балаклаве. Все были в черных, один он был в зеленой. Человек в зеленой балаклаве оказался полиграфологом. Он сказал, что в помещении нет розетки, и мы должны перейти в другое. В новом помещении тоже не было окон, стоял стол, железная кровать с сеткой. На полу валялось большое количество бутылок со следами мочи. Кажется, здесь держали в неволе большое количество людей до меня. В ящике стола лежали веревки и ремень. По их внешнему виду я сразу поняла, что их используют для связывания рук и ног. Я очень боялась, что меня будут пытать электрическим током. Потому что знаю очень много случаев, в которых были сначала пытки током в этих же подвалах, а потом какие-то признательные показания, записанные под пытками на видеокамеру. Поэтому я была уверена, что меня тоже будут пытать током.

В этом помещении я находилась по 6 мая. Там было очень холодно и свет был постоянно включен. Один раз в сутки человек в балаклаве и камуфляжной одежде приносил мне еду, но я ее есть боялась. К тому же, у меня не было возможности воспользоваться туалетом.

Медицинские штаны, которые были у меня в сумке, я подкладывала себе под голову, чтобы хотя бы лежать на них. Сумку я всегда ставила возле стены на кровати этой грязной, чтобы было не так холодно, потому что стена была очень холодной.

Каждый день до 4 мая ко мне приходил этот человек в зеленой балаклаве. На протяжении 5-6 часов в день он проверял меня на полиграфе. Вопросы были такие, дословно: «Сотрудничала ли я когда-нибудь со спецслужбами Америки?». Ну и по очереди: Америки, Великобритании, Польши, Украины. Еще там очень много было стран, я не помню уже. Знаю ли я людей, которые сотрудничали со спецслужбами этих всех стран. Получала ли я задания от каких-то спецслужб, выполняла ли я какие-то задания с целью опорочить Российскую Федерацию. Один вопрос задавал целый день. В конце дня он мне говорил: да, ты не врешь, все, молодец, завтра еще приду. Так было все время до 4 мая. Вечером полиграфолог сказал, что я прошла полиграф, что я говорю правду, и его работа со мной окончена. Домой меня отпустят завтра — после того, как оформят все документы.

2 мая я нашла под кроватью чистую пятилитровую бутылку из-под воды. Взяла у себя в косметичке ножницы маникюрные и обрезала ее, чтобы воспользоваться, по примеру предыдущих пленников, в качестве туалета. Я понимала, что они следят за мной через видеокамеру. Сразу после этого ко мне [в камеру] зашли двое людей в балаклавах и забрали у меня сумку. 

На следующий день ко мне пришел полиграфолог в зеленой балаклаве. Я спросила, зачем вы вчера забрали мою сумку вчера. Он отвечает: «Чего ты переживаешь?». Я говорю: «Потому что мне сейчас что-нибудь подкинут, и потом я до конца жизни не отмоюсь». Он таким невинным удивленным взглядом на меня посмотрел и говорит: «Да ты чего, мы разве в 37-м году сейчас?». Я говорю: «Да, мы в 37-м году. Если я здесь нахожусь». — «Да ну брось, ничего они не подкинут».

Так и вышло. 5 мая утром ко мне пришел Чевалков и еще какой-то человек в балаклаве, спортивного телосложения. Они начали заставлять меня написать заявление о том, что я согласна на оперативно-розыскные мероприятия. Я начала спрашивать: «Для чего, что это значит, какие мероприятия. Я не буду этого подписывать, потому что я знаю, что вы будете на меня давить, чтобы я кого-то оклеветала».

Если честно, я была уверена, что они просто прикрывают свой зад, чтобы обосновать, почему я там находилась столько времени, не более того. Я отказывалась, но они снова начали применять физическое воздействие и угрожать расправой надо мной и моими родителями. Мне пришлось его написать. Я хотела поставить дату 5 мая, но мне запретили, Чевалков был очень убедителен.

Позже Суворов пришел с Чевалковым и сказал, что меня все ищут. Суворову было это очень смешно. Он смеялся и говорил: «Даже адвокат Поисками Данилович занимался адвокат Айдер Азаматов у тебя есть. А ты знаешь, что у тебя есть адвокат? А он к нам сегодня приходил, тебя искал. Но мы его не пустили, мы сказали, что тебя здесь нет, так что не надейся, что тебя кто-нибудь найдет».

Потом ко мне снова пришел Суворов и с ним уже была Самородова Юлия Самородова — экспертка крымского управления ФСБ  и еще какой-то человек в балаклаве и камуфляжной форме, который остался возле двери охранять. Суворов сел за стол, Самородова молча достала какие-то банки. Появился запах ацетона, ватки, почтовый конверт, полиэтиленовый пакет с застежкой «зиплок». Все это она разложила на столе, достала из сумки маникюрные ножницы и сказала — это была единственная ее фраза за весь вечер: «Вы должны срезать ногти с обеих рук. Если откажетесь, это сделает медработник принудительно». Суворов добавил, что это надо сделать, если я хочу вернуться домой.

«Если нет, то в лесу еще полно места».

Это вкратце. Но если интересно, он хватал меня за одежду на груди, головой пихал в стол. Таким образом, у меня взяли срезы ногтей и смывы с рук. Ногти Самородова положила в почтовые конверты. При мне она их даже не заклеивала. Ватки, которые смывали с ладоней, она положила в полиэтиленовые пакеты с застежкой «зиплок» и все. Суворов положил передо мной вырезанные бумажки. Такие квадратики — на каждом был штамп непонятный, печать круглая. Заставил меня расписаться в центре этих печатей. Все они положили в сумку и ушли. Все. Больше никто ничего не говорил. Я ничего не подписывала, даже не знала, что это произошло.

6 мая пришел Савченко, положил на стол еще три или четыре листа формата А4, на котором были наштампованы такие же печати. И начал на меня орать, чтобы я поставила свою подпись, угрожать убийством, схватил за шею. Сказал: «Хочешь жить, подписывай молча».

Мне пришлось на них расписаться. После этого он сказал, что если я хочу сохранить себе жизнь, самое время начать сдавать Сулеймана Кадырова Крымскотатарский активист. Выступал свидетелем защиты на процессе Данилович. В 2018 году горсуд Феодосии приговорил Кадырова к двум годам заочно за призывы к сепаратизму за комментарий в соцсетях о том, что Крым был, остается и будет украинским . Так как он все равно уже не жилец и сейчас находится в соседней комнате и подвергается пыткам электричеством. Сказал, что ему уже надоела эта «татарская рожа». И вообще все зло на планете — от татар. Была бы его воля, он бы их всех — крымских татар, нахрен поубивал, депортировал и перестрелял. Прошу прощения, я цитирую его.

Я ответила, что Сулейманов порядочнейший человек и никаких законов, в отличие от них, никогда не нарушал. Если им что-то надо, пусть они у него спросят, раз уж он у них. Савченко назвал меня конченной мразью и ушел.

Вечером 6 мая Чевалков сказал, что я должна под видеозапись сказать, что была у них по собственному желанию, и что они не применяли ко мне мер психического и физического воздействия, тогда отпустят домой. Я попросила, чтобы они принесли мой телефон и сумку — я позвоню родственникам, а потом мы запишем видео. Чевалков сразу разозлился, стал угрожать, что я никогда не выйду, ему до пенсии еще 10 лет и ему пофиг, что я буду жить в этом подвале. Если я хочу, он мне это организует. Если не хочу, то лес еще актуален.

Нариманов начал применять физическое воздействие. В итоге они вынудили меня сказать на видеозапись, что ко мне не применялись физическое и психологическое воздействие. Гематомы на теле при этом сказали прикрыть. 

Чевалков достал из сумки стопку каких-то бумаг и сказал, что я должна их подписать, только после этого меня отпустят. Большая часть этих листов была пустой, только стояли галочки, где я должна была расписаться. Для того, чтобы сохранить жизнь, мне пришлось поставить подписи.

После этого они вышли и долго о чем-то шептались за дверью, куда-то звонили. Вернулись и сказали, что у меня в чехле были не очки, а взрывное устройство. Якобы им только что кто-то позвонил и сказал об этом.

«Вот только что мы хотели вернуть тебе сумку, залезли, а там, оказывается, взрывное устройство».

Я начала кричать, что это уже переходит все границы их кровожадности. Что Нариманов лично снимал досмотр моих вещей и прекрасно знает, что ничего подобного у меня не было. Он начал смеяться и сказал, что тогда он не заметил. Я начала требовать видеозапись моего досмотра, Нариманов ответил, что мне наверное жить перехотелось.

«Я не понимаю, что прокурор огласил». Репортаж из суда в Феодосии, где медсестру и гражданскую журналистку Ирину Данилович судят из-за взрывчатки в футляре для очков

Они с Чевалковым начали избивать меня. Потом надели на голову черный мешок и повели к следователю Лаврову Александр Лавров — старший следователь крымского управления ФСБ , у которого уже было готово постановление о возбуждении уголовного дела. Лавров предложил мне позвонить родителям. Хотя прекрасно знал, что все телефоны у моих родителей забрала банда ФСБ, которая ограбила мой дом. Затем он предложил позвонить моему адвокату, но только в том случае, если я знаю наизусть его номер. В 3 часа ночи я, естественно, не помнила никаких номеров. Мне вызвали адвоката по назначению. В эту же ночь у меня взяли буккальный эпителий. У меня уже не было сил спрашивать для чего. Надели черный мешок на голову и увезли в ИВС Симферополя. На следующий день был суд, СИЗО и все.