Херсон — единственный областной центр Украины, который смогла временно оккупировать российская армия. Город в котором до вторжения было около 300 тысяч жителей россияне контролировали более восьми месяцев — со 2 марта по 11 ноября 2022 года.

За это время они отключили в городе украинское телевидение и связь, ввели в обращение рубли, раздавали российское гражданство и даже объявили о присоединении Херсонской области к России. Но в итоге так и не смогли склонить местное население к лояльности и удержать город — 11 ноября Херсон освободила украинская армия.

Журналисты «Ґрат» Алексей Арунян и Максим Каменев побывали в Херсоне сразу после освобождения. Пообщавшись более чем с двумя десятками херсонцев они попытались реконструировать основные события оккупации. В годовщину входа в Херсон российских войск «Ґраты» публикуют материал о том, как его жители пережили захват города.

 

Мост

В 11 утра 24 февраля прошлого года художественный руководитель Херсонского музыкально-драматического театра Александр Книга спешил добраться из Херсона на правый берег Днепра. Там, в городе Алешки его ждала семья — жена и дети. 

Книга с водителем проехали Антоновский мост — единственный переход с правого берега Днепра на левый — и надолго застрял в огромной пробке.

О российском вторжении Книга узнал рано утром — его разбудил телефонный звонок сына. Александр закупился продуктами в «АТБ», заправил полный бак солярки и вместе с водителем отправился на работу в Херсон.

В театре Книга и его заместители перекрыли газ, проинструктировали охрану и на всякий случай открыли бомбоубежище. Затем Александр решил вернуться домой — на семейный совет и теперь стоял в пробке.

Зазвонил телефон — знакомый спросил, где сейчас Александр и посоветовал не ехать в Алешки, потому что в городе уже российские танки. 

«Водитель разворачивается, и только мы заезжаем на мост, прилетают вертолеты, высаживается десант, летят ракеты, завязывается бой. Что-то в Антоновку прилетает. Рашистский вертолет, по-моему, где-то в плавни упал», — вспоминает Александр — энергичный подтянутый брюнет. Ему 63 года, но выглядит он минимум на 10 лет моложе. 

Книга все же прорвался в Херсон и стал думать, как ему попасть к семье в Алешки. Тогда он вспомнил, что у его старинного друга, живущего рядом с мостом, есть моторная лодка.

«Водитель меня к нему привозит, а мы не можем завести этот катерок. Он стоял зиму, это же февраль, никто на нем не ездил, и аккумулятор сел. Руки у всех трясутся. А на мосту тем временем идет бой! Летают самолеты, вертолеты, ракеты. Взрывы страшные! — вспоминает Книга. — Завели мы-таки эту лодочку, и проплыли аж 17 километров до пристани в Алешках. А бои идет рядом. За деревьями объездная, и там громыхает! И так мы до дома добежали под всеми этими взрывами», — вспоминает Книга.

Александр и его родные стянули матрасы в подвал и спрятались там. Так в первый же день российского вторжения его семья оказалась в оккупации. После двухдневных боев россияне захватили Антоновский мост, и выезжать на работу в Херсон Книга уже не рисковал.

 

Прокурор

Трое хмурых мужчин в потрепанной одежде, прихрамывая, выходят на улицу из здания херсонского СИЗО. В руках у них клетчатые сумки. Это арестанты, которых освободили после долгих месяцев заключения в изоляторе.

Срок ареста у них закончился еще во время оккупации, но отпустили их только в середине ноября — через несколько дней после того, как в город зашла украинская армия. До мая в СИЗО работала украинская администрация, но потом ее сменили российские силовики. Бывшие арестанты жалуются, что россияне обращались с ними жестоко.

— Страшные вещи тут происходили. Все проверки мордой в пол. Ни прогулок, ни бань, — жалуется мужчина с морщинистым лицом и прогнившими зубами.

— Вас били? — уточняем.

— Конечно, били, — говорит он, присвистывая.

— А кто именно?

— Откуда ж мы знаем. Все, кому не лень. Они были в масках и в форме, — говорит арестант и вместе с бывшими сокамерникам исчезает за поворотом.

На фонарном столбе у входа в СИЗО скотчем приклеен черно-белый портрет мужчины лет 50-ти с текстом: «25.07.22 повторно похитили отца, прошу помочь найти».

Из изолятора на улицу выходит поговорить по телефону мужчина в синей жилетке с надписью «War crimes prosecutor Kherson». Это прокурор Павел Машковский. В СИЗО он расследует убийство заключенного. Оно произошло 11 мая, когда российские силовики зашли на территорию изолятора.

«Россияне зашли, дважды выстрелили в окно камеры и убили этого человека. Два дня тело лежало в камере с другими заключенными, только потом его закопали. Где — сейчас неизвестно, — рассказывает прокурор. — Сейчас опрашиваем свидетелей, провели осмотр места, установили, откуда стреляли».

Сам Машковский вместе с другими сотрудниками херсонской прокуратуры эвакуировался в Кропивницкий по приказу руководства 24 февраля. Но уже на следующий день вернулся в Херсон и продолжил работу.

«Я узнал, что Херсон еще наш. Думал, будет сопротивление. Как можно сидеть в Кропивницком в такой момент?» — поясняет свое решение Машковский.

25 февраля ему позвонил руководитель и сказал, что во время боев на Антоновском мосту попали в плен двое россиян из Бурятии. Машковский выехал на место и оформил решение об их аресте. Один из них — ефрейтор Натан Касаткин — позже был освобожден для обмена на украинских военнопленных. В октябре стало известно, что после этого он снова отправился воевать и в итоге был убит.

Машковский продолжал работу, пока в город не зашли российские войска.

«Я собрал коллег, которые остались в Херсоне. Мы участвовали в судах. Городской суд работал до 28 февраля. Принимали решения о продлении меры пресечения. А 1 марта россияне зашли», — вспоминает прокурор.

«Колошматят током и говорят: признавайся, что ты фашист». Монолог депутата и волонтера из Херсона, который провел в российском плену 54 дня 

После оккупации херсонцы стали собираться на проукраинские митинги в центре города на площади Ушакова. К ним присоединился и Машковский.

«На митинги ходили и прокуроры, и следователи, и сотрудники полиции, и судьи. Все ходили. Потом, когда митинги стали разгонять, стало страшно», — вспоминает прокурор.

 

Протесты

Андрей Леонидович Щербак, врач-эндоскопистна пенсии пришел на митинг 8 марта с коллегой невропатологом Анатолием Аббой и соседкой Татьяной. Та хотела пообщаться с российскими военными. Мужчины отговаривали ее, объясняя, что это бесполезно с «зашоренными». 

На площади Свободы, вдоль массивного здания областной администрации стояло десять машин — «будок» с надписью «Росгвардия». Люди в зеленой форме выстроились в ряд напротив митингующих. 

Татьяна подошла к одному из военных, и громко сказала: «Я недавно ездила к дедушке в Курск с цветами, а вы к нам пришли с автоматами». Тот раздраженно махнул рукой в сторону: «Женщина, идите туда, там, где все стоят».

Андрей Леонидович достал смартфон и включил камеру. Солдат увидел это и пригрозил: «Спрячь, а то разобью». 

Татьяна вновь спросила солдата: «Ну так чего вы к нам пришли с автоматами?». На этот раз тот не отреагировал. Стоял молча, переминаясь с ноги на ногу.

— Чего ты топчешь нашу украинскую землю? — вступил в перепалку Щербак.

— А я не топчу, — ответил солдат.

— А что ты делаешь? — продолжал врач-пенсионер.

— Мужчина, тоже идите туда, — нервно сказал солдат и показал в сторону митингующих.

— Ты меня не посылай, я здесь родился, вырос, я у себя дома, а ты чего сюда приперся? — повысил голос Андрей Леонидович.

Тот вновь отмахнулся: «Мужчина, идите». Вдруг Щербак заметил, что несколько бойцов снимают его на видеокамеру. Он вновь обратился к офицеру: 

— Ты мне запретил снимать, а он чего снимает? 

— Вечером узнаешь.

— Это как понять? Это угроза или предупреждение?

— Ну, вечером узнаешь.

Но вечером к Андрею Леонидовичу никто так и не наведался. С тех пор пенсионер, спрятав смартфон, ходил по городу только с кнопочным телефоном, в котором, впрочем, тоже была камера. 

«Они стреляли над нашими головами». Монолог херсонца, как город сопротивлялся оккупации и помогал ВСУ

В Алешках 8 марта тоже прошел проукраинский митинг. 

«Я поехал на рынок, купил охапку тюльпанов. Они тогда никому не нужны были и копейки стоили. Приезжаю на центральную площадь, а там куча людей — тысяч пять, наверное. Начинаю раздавать цветы женщинам, они смеются. И мы дошли по всем Алешкам до моста, где российские колонны шли, и вернулись назад в центр», — вспоминает худрук Херсонского театра Александр Книга. 

Через три дня для Книги прозвенел первый тревожный звонок — россияне устроили обыск у его заместительницы Юлии Бунчак,, исполнительной директрисы театра. Ее сын три года назад возглавлял херсонское отделение националистической организации «Национальный корпус» и ушел воевать в полк «Азов». А 23 марта с обыском приехали к самому Александру.

«Утром просыпаюсь от того, что гудит машина. Выглядываю в окно, вижу, стоит КАМАЗ с башней,  пулемет смотрит мне в окна, и куча людей. Открыли двери, говорят: пусть все, кто есть в доме выйдут из дома. Смотрю, дом окружен автоматчиками», — рассказывает Книга.

Россияне обыскали дом, посадили Александра в джип и увезли в Херсон в сопровождении трех бронетранспортеров. Книгу доставили в здание изолятора временного содержания на улице Теплоэнергетиков, где российские силовики удерживали пленных. Тюремщики заставили Александра снять ремень и шнурки и посадили в небольшую одиночную камеру. Через час Книгу отвели на допрос к сотруднику ФСБ. Он интересовался, организовывал ли Александр митинги, и уговаривал его продолжить депутатскую работу

«Он все время говорил: «Вы же умный человек, поймите, мы же братья». Я говорю: «Извините, братья в гости с водочкой ходят, а вы на танках». Говорит: «Вы не понимаете, это геополитика, мы пришли вас освобождать от нацистов». Я говорю: «Поясни мне, как они выглядят. Я 33 года живу в Херсоне, у нас русскоязычный город», — пересказывает диалог Книга.

Когда стемнело, россияне натянули ему шапку на голову и посадили в машину.

«Сказали, как мы остановимся, выйдите, досчитайте до 10 и снимайте шапку. Ехали недолго и высадили возле Парка молодежи», — рассказывает Александр.

Книга понял: его задержали, чтобы припугнуть и склонить к сотрудничеству. Через несколько дней предположения подтвердились — трое сотрудников ФСБ приехали к нему и снова уговаривали вернуться к депутатской деятельности и запустить работу театра.

Стало ясно, что просто так от него не отстанут. Вначале Александр спрятался. Его семья выехала из Алешек и расселилась по знакомым в Херсоне. 12 марта Книга в режиме онлайн в последний раз принял участие в сессии Херсонского областного совета, депутатом которого являлся. Вместе с еще 43 коллегами он поддержал заявление о том, что они «никогда не признают попыток создать «Херсонскую народную республику» и заграбастать часть Украины». Через какое-то время Александр выехал на свободную территорию через гуманитарный коридор.

С середины марта россияне стали жестко подавлять митинги — стреляли по протестующим и бросали газовые гранаты, после чего протесты постепенно сошли на нет. Спецслужбы принялись искать и похищать украинских военных, сотрудников спецслужб и полиции.

Прокурор Машковский смог выехать на свободную территорию только в конце мая. 

 

Журналисты

За время оккупации херсонский журналист Вячеслав Гусаков оброс седой бородой. 

«После освобождения обещал побриться. Так воды ж нет и света», — смеется его жена Ирина Паршина.

Мы беседуем с Вячеславом и Ириной в кафе в здании бывшего кинотеатра «Украина» на центральной площади. В городе нет ни света, ни воды, и это одно из немногих работающих заведений.

Журналисты вспоминают, что первые российские патрули появились на улицах через неделю после оккупации города. По наблюдениям Гусакова, россияне сами боялись и передвигались по городу в основном на машинах.

— В пешем порядке они только в магазине или на рынке могли появиться. Причем на автоматах предохранители были в боевом положении, в положении «автоматический огонь», — рассказывает Вячеслав.

— Ходили по несколько человек, часто толпой по шесть человек. ДНРовцы, кстати, попроще, они и по одному не боялись, — добавляет Ирина.

— И когда приехали чмобики Так пренебрежительно называют недавно мобилизованных россиянами, часто из Донецкой и Луганской областей , они, видимо не очень объективно представляли ситуацию. Мы видели такие милые картины: на бордюре выпивка, закуска. Сидят чмобики, заправляются. Видимо, это влияние пропаганды. Им же сколько в уши вдували: «Херсон — русский город». А профессиональные военные понимали, что прибыли на нелояльную территорию, — рассказывает Гусаков.

«Люди действительно верили, что мирным митингом заставят «орков» уйти». Монолог херсонского режиссера Сергея Павлюка об акциях протеста в городе во время оккупации

Всю оккупацию Вячеслав и Ирина провели в Херсоне и продолжали работать подпольно под псевдонимами — Вячеслав для местного издания «Мост», а его жена — для «Центра журналистских расследований».

«Ходили, общались с людьми, слушали, узнавали что-где. Так писали новости, чтобы рассказать, что здесь на самом деле происходит», — рассказывает Ирина.

Чтобы не попасться россиянам, паре пришлось быть предельно осторожными.

— Помогло, что мы еще до оккупации мы переехали и даже далеко не все друзья знали адрес. Эту квартиру сняли по большому безденежью, поэтому она в достаточно глухом месте», — говорит Вячеслав, смущенно улыбаясь.

— Держались подальше от центра, старались не встречаться со знакомыми. Если кто-то звонил, на встречу звал, отказывались. Завели надежную нычку дома. Когда слышали малейший стук в подъезде, все телефоны туда прятали, — добавляет Ирина.

На тот случай, если телефон посмотрят на улице, они ставили на заставку обои с буквой «Z». Так им удалось остаться незамеченными.

Во время оккупации в соцсетях и СМИ распространялось много недостоверной информации о событиях в городе — не только в пророссийских, но и проукраинских. Журналисты считают, что, продолжая работу, выполняли важную миссию.

«Как бы это не парадоксально звучало, была даже чрезмерная демонизация россиян. Хочу, чтобы люди меня поняли правильно. Многие люди и так были на нервах, а им рассказывали о еще больших ужасах. Я сам человек не совсем здоровый. И я прекрасно понимал, что чувствует человек в возрасте или, например, с проблемами с сердцем. В такой ситуации очень важна именно достоверная информация», — объясняет Вячеслав.

 

Разведчик

Возле взорванной телевышки на территории херсонского телецентра дежурит пожилой сухощавый мужчина в куртке ЗСУ с погоном штаб-сержанта и в коричневой гражданской кепке. 

«Как россияне ушли, я увидел мародеров, прогнал их и охраняю, потому что часть аппаратуры сохранилась», — рассказывает мужчина, который представляется Владимиром.

Он объясняет, что мародеры в первую очередь пытаются забрать кабели и разобрать трансформаторные блоки, в которых ищут серебро и платину.

До полномасштабного вторжения Владимир работал в троллейбусном депо и состоял в территориальной обороне, где и получил камуфляж ВСУ. 

25 и 26 февраля отряд Владимира провел под поселком Зеленовка, к северу от Херсона, на третий день бойцов ТРО сменили десантники. Отряд отошел в Херсон, где разместился на территории бывшего машиностроительного завода. Через несколько дней там их заблокировали россияне. К тому времени российские войска обошли город по окружной дороге и после боя с 43 теробороновцами в Бузковом парке, зашли в Херсон. По разным оценкам в том бою погибло 18 бойцов херсонской самообороны. 

Владимир вспоминает, что тогда он с побратимами спрятал оружие и ушел с завода через боковые ворота.

«Я собрал всю «военку» в пакет и пошел с ним в депо. У нас там куча больших колес. Я засунул пакет в покрышку и она там пролежала всю оккупацию, а две недели назад я ее забрал. Я знал, что наши придут», — рассказывает Владимир.

Через несколько дней после захода россиян в город, Владимир встретил своего давнего знакомого, с которым когда-то сталкивался, когда служил в «Десне» Воинская часть в Черниговской области, которая специализируется на подготовке разных подразделений Сухопутных войск . Владимир знал, что его знакомый служил в СБУ.

«Он сказал: «Вовчик, давай ко мне». И мы стали разведкой заниматься. Чисто разведкой, не террором, не диверсиями. Был координатор, которого я не буду называть. Я скидывал информацию людям. Мне ставили задачи и я их выполнял», — не вдаваясь в подробности, рассказывает Владимир. 

Почти всю оккупацию мужчина провел в Чернобаевке — большом селе в пригороде Херсона возле которого размещен херсонский аэропорт и военный аэродром — и ее окрестностях. Его задачей было сообщать о передвижении российской техники. Практически каждый день Владимир выезжал из  дома на велосипеде и по трассе добирался до поворота на аэродром.

«Мы сбились со счета, сколько их фейерверили». Как жители Чернобаевки пережили оккупацию и 28 обстрелов

«Памятник самолету видели в Чернобаевке? Я сидел через дорогу от него и все запоминал. Патруль проходил, спрашивали : «Дед чего сидишь?». Отвечал, мол, сижу, молодость вспоминаю», — улыбается Владимир. 

Аэродром в Чернобаевке регулярно обстреливали ВСУ. За восемь месяцев украинская армия как минимум 28 раз уничтожала здесь российскую военную технику, но россияне вновь и вновь размещали здесь же новую. 

Из-за регулярных прицельных обстрелов патрульные стали подозрительнее относиться к гражданским в районе аэропорта. Владимир тоже стал осторожнее. Он сменил место наблюдения — перебрался на кладбище по соседству с аэродромом. Там он усаживался на лавочке возле женской могилы и наблюдал за поворотом в сторону Николаева. Пару раз его и тут застал патруль. На этот раз разведчик сказал, что проведывает могилу жены. 

«Связь поначалу была через вотсап. Потом просто смски отправлял каждые два часа — что ушло и куда. Аэродром мы писали как магазин, вертолеты — пачки вермишели, танки — банки со свининой, а БТРы — тушеная говядина», — делится Владимир нехитрой шифровкой. 

Примелькавшись патрульным на кладбище он вновь сменил точку для наблюдения — перебрался на заброшенный склад.

«Один раз меня словили — волгоградские ребята — пизды вломили, прострелили мобилу, отбили почки, сломали ребра, теперь у меня грыжа, но отпустили. Теперь мне все говорят: езжай в Запорожье в госпиталь, а это я на кого оставлю?», — говорит Владимир указывая на телевышку.

 

Изолятор

«Вот здесь моя камера, десятая. Я помню это по столу и по столбам на улице», — говорит 65-летний херсонец Виталий Сердюк — седой мужчина с морщинистым лицом.

Он стоит посреди темного помещения с зарешеченным окном в изоляторе на улице Теплоэнергетиков, куда в марте россияне привозили худрука Херсонского театра Александра Книгу. Сам Виталий провел здесь четыре дня и теперь пришел показать журналистам, как жили арестанты. Поддержать Сердюка пришла его жена.

«Господи помоги», — крестится она, заходя в камеру.

Сын Виталия — ветеран АТО и действующий украинский военный — из-за этого задержали старика. В конце августа Виталий пришел к его дому покормить животных и там его схватили россияне. Они тщательно обыскали дом, увезли Сердюка в изолятор, жестоко избили и пытали током.

«Снимают шорты, подключают к яйцам два электрода и электрошоком начинают пытать. Потом один электрод снимают и переставляют на сосок и опять начинают пытать. И так полтора часа, — рассказывает Сердюк. — Меня спрашивали о сыне: где он воюет, в какой части, кто командир, на каком участке фронта».

После пыток Виталия бросили в камеру, где в разное время сидело от шести до девяти человек. Всего через такие изоляторы прошли сотни херсонцев: ветераны АТО, украинские чиновники, депутаты и силовики, участники проукраинских протестов, прохожие, которые показались россиянам подозрительными.

В углу помещения — раковина и туалет за деревянной дверкой. Сердюк говорит, что здесь сокамерниками отмывали его от крови после пыток. Рядом сложены пластиковые бутылки — из них арестанты пили воду и подкладывали под голову вместо подушек. На столе до сих пор стопка книг.

«Мы их пытались читать, но в голову ничего не лезло после пыток. Пыточные были этажом ниже. Потому что оттуда доносились крики. Мы из-за этого спать не могли», — рассказывает Виталий.

На стене ручкой написан гимн РФ. Сердюк говорит, что надзиратели заставляли петь его под угрозой пыток, и арестанты записали слова, чтобы не забыть.

«Сейчас дверей нет, а раньше были. Когда они открывались и заходили надзиратели, мы должны были стоять вдоль стены и кричать: «Слава России! Слава Путину! Слава Шойгу!». На них смотреть нельзя. Не скажешь эти слова — будут избивать. Не выучишь гимн России — будут избивать», — вспоминает Сердюк.

Его рассказ прерывает жена и торопит домой.

«Все хватит с меня, сейчас, не дай Бог, инсульт хватит», — возмущается она.

Вместе с Сердюками и коллегами выбираемся из здания и идем по улице Теплоэнергетиков. Из двора частного дома выходит взволнованный местный житель с осколком от снаряда в руке.

«Сегодня ко мне в крышу попало, — жалуется он. — С утра был минометный обстрел. Громко было — охренеть. У нас же, считай, нулевая линия фронта. Наши вчера насыпали нормально. А они в ответ градами по Острову ударили, по нам — минометами».

Мужчину зовут Леонид Шамрай, ему 41 год. Он мастер по изготовлению ножей, раньше работал экспертом по оружию в охотничьем магазине. После оккупации магазин закрылся — его владелец пошел воевать за Украину. Девять месяцев Леонид сидел без работы.

«Выбора особого не было. Ты либо работаешь на орков, либо сиди дома. Я выбрал второе», — говорит Леонид.

На улице он старался лишний раз не показываться — по его словам, россияне часто забирали в изолятор его соседей.

«У друга просто так с улицы забрали 19-летнего сына. Он шел с другом, его забрали, три дня подержали, от шокера вся спина у него синяя. Возможно, нашли какую-то фотографию в телефоне, может, переписку какую-то. Этого им хватало», — рассказывает Шамрай.

Еще троих знакомых Леонида забрали за то, что они пришли разбираться к соседу, который повесил на машину российский флаг и, как выразился Шамрай, «сильно топили за все это дело».

«Пришло трое соседей, сорвали флаг и сказали: «Ты как бы имей совесть». Я это в мягкой форме пересказываю. Минут через 40 приехали орки, положили всех в пол, собаку застрелили. Одного на следующий день отпустили, а двух остальных через три дня», — вспоминает Леонид.

В небе над нами раздается громкий свист, за которым тут же следует громкий взрыв. Мы инстинктивно приседаем.

— Спокойно, вы в Херсоне, — говорит Леонид, который, кажется, даже не моргнул.

— В этом то и проблема, — смеется в ответ коллега из Deutsche Welle Игорь Бурдыга.

 

Подпольные гривны

Десятки человек выстроились в очередь на улице у супермаркета. Над входом в магазин висят желто-голубые шарики. Это открытие первого «АТБ» после оккупации Херсона. Люди стоят здесь с раннего утра.

— На «АТБ» по всей Украины одинаковые цены, а здесь во время оккупации цены взлетели до небес. Россияне тут свою сеть открыли, «АБЦ» называлась. Свой товар завезли — в два-три раза дороже. Литр молока раньше стоил 25 гривен, а при оккупации 70, — поясняет нам ажиотаж молодой человек в очереди. В магазин он пришел с женой и ребенком.

— Памперсы 1470 рублей стоили в этом «АБЦ», — подключается к разговору его жена. — Я с утра мужу говорю: представляешь мы сегодня опять купим памперсы по 279 гривен. Я запомнила сколько они стоили до оккупации. Поэтому мы рады открытию и стоим ждем.

В апреле Россия начала вводить в Херсонской области рубли. В магазинах на товарах стояло два ценника — в гривнах и рублях.

— Продукты были российские, а люди расплачивались в основном в гривнах. Курс гривны к рублю поначалу был 1,8, но потом менялся — 1,5, а в последний месяц — 1,25. Последние две недели перед освобождением люди внаглую отказывались принимать рубли. Они даже рейды делали — заставляли брать рубли на рынках, — рассказывает нам местный житель Игорь Евтушенко — невысокий коренастый мужчина в спортивной куртке.

Он тренер по джиу-джитсу, занимается с подростками в Дворце культуры текстильщиков — самом большом ДК в Херсоне. По совместительству там же он работает сторожем.

«После оккупации где-то на неделю во Дворце все подвисло. А потом я возобновил тренировки. До середины лета никто из военных там не появлялся. У нас украинский флаг там висел, никто его и не снимал», — вспоминает Евтушенко.

Раньше он арендовал спортзал в ДК для тренировок. Во время оккупации переводить деньги стало некуда, и он решил тренировать детей бесплатно. Но при этом получал зарплату сторожа на украинскую карточку. Директриса ДК выехала на свободную территорию, и выплаты не прекращались.

«Банкоматы, правда, не работали, но деньги на рынке у барыг можно было обналичить за процент. Скидываешь их человеку через телефон на карточку, а он тебе дает наличку рублями. Они брали от 5 до 15%», — рассказывает тренер.

В конце лета найти обнальщиков стало труднее — россияне начали борьбу с этим бизнесом. По словам херсонцев, некоторых задерживали и отправляли в изоляторы.

В ДК Текстильщиков был контактный зоопарк со змеями, ящерицами, попугаями и другими экзотическими животными и птицами. Его руководитель Виктор Георгиев пошел на сотрудничество с россиянами и стал директором дворца.

«Витя, хозяин зоопарка хотел превратить ДК в театр, у него было видение. В августе он подошел и сказал, что здесь не будет никаких кружков, мы сделаем русский театр. Но если ты тренируешь детей бесплатно, то ладно, оставайся», — вспоминает Евтушенко.

 

«Референдум»

В середине ноября, через неделю после освобождения Херсона, в городе все еще можно было встретить билборды с оккупационной агитацией. Неподалеку от Антоновского моста два молодых парня в униформе коммунальных служб снимают большой плакат «Херсон навеки с Россией». 

«Референдум» — это было очень смешно. Они проводили его прямо на улице. Военные ставили столики и стулья на остановках общественного транспорта. Стояло трое военных в полном обмундировании с автоматами. В бюллетене было две галочки: да — я за, и нет — я против», — рассказывает парень, который представляется Анатолием.

Вместе с напарником он снимает плакат с билборда и бросает его вниз. Там сорванные листы складывает в стопку мужчина в синей жилетке — Юрий Шевчук, генеральный директор национального музея истории Украины во Второй мировой войне «Родина-мать».

«Я работаю тут уже неделю, приехал 11 ноября, сразу после освобождения. Документирую войну. За это время я записал уже полсотни интервью, фото, которые исчезают, собираю артефакты. Я был так же в Изюме и Лимане», — объясняет директор музея. 

Журналист Вячеслав Гусаков вспоминает, что слухи о «референдуме» о вхождении Херсонской области в РФ ходили в городе с апреля. Оккупационная власть несколько раз называла дату «голосования», но сроки постоянно переносились. Наконец, в начале сентября, после успешного контрнаступления украинской армии в Харьковской области, россияне все же решились. 

«Агитационные плакаты и билборды появились за две недели до «референдума». С 23 по 27 сентября длилось голосование и уже вечером появился билборд «Херсон. Выбор сделан — Россия», — рассказывает Гусаков.  

По словам журналистов, в дни голосования город был практически пустой. Оккупационные власти объявили, что первые три дня проголосовать можно на дому и в мобильных точках, в основном на остановках общественного транспорта. На четвертый — было запланировано голосование на участках. Их обустроили в административных зданиях, например, в 16 школах, которые оккупационная администрация открыла с началом учебного года.

После освобождения Херсона в городе сложно было найти человека, который признался бы, что принимал участие в голосовании. Все жители, с которыми общались «Ґрати» объясняли, что в дни голосования старались либо выехать из города на дачу, либо остались дома, но не выходили на улицу. К тому же члены избиркомов не очень стремились обойти все квартиры или заставить граждан прийти на участки. Горожане были уверены, что результат голосования определен заранее. 

Журналисты Вячеслав Гусаков и Ирина Паршина жили на окраине и до их района мобильные группы для голосования — как правило это были женщина из состава «избиркома» и один или нескольких военных — не добрались. Супруги решили пройтись по городу, чтобы увидеть что происходит. 

— Люди рассказывали, что им звонили в двери. Кто открывал, к тому заходили в прихожую, говорили: «Референдум». Но нельзя было выйти в соседнюю комнату и там заполнить анкету. Военные настаивали, чтобы ее заполняли только при них, — добавляет Гусаков. 

— Другие говорили, что на лавке перед подъездом сидят две женщины с коробкой и военный и ловят [тех], кто в дом заходит и предлагают это подписывать, — рассказывает жена Вячеслава Ирина Паршина.

Журналисты выяснили, что оккупационная администрация не смогла составить списки избирателей, поэтому у мобильных групп для голосования с собой были «пустографки» — бланки, в которые заносили паспортные данные голосующих. Таким образом, голосование превратилось еще и в сбор персональных данных херсонцев. 

«Добровольно согласилась быть «полезной». Суд приговорил директорку кладбища к пяти годам тюрьмы за организацию незаконного референдума в Херсонской области

— Того количества участников, о котором они говорили, конечно же не было. Там, где они снимали свои сюжеты, была массовка. Не исключаю, что были даже местные, потому что какой-то пророссийский контингент в Херсоне был, — рассказывает Гусаков и добавляет. — Некоторых, кто мелькал в пропагандистских сюжетах, например женщин из организации «Матери Херсона» мы потом видели в этом магазине. Они рублями расплачивались.

— На улицах, возле центрального рынка была уличная точка — со стороны улицы Потемкинской — стояла палатка и столик. За ним сидела женщина, и мы видели, как она достала бланки, что-то в них почеркала и сама же запихнула в ящик. Рядом были военные, — добавляет Ирина Паршина.

Один из избирательных участков оккупационная администрация организовала во Дворце культуры, в котором работал тренер Игорь Евтушенко. 

«Мы приходили на работу и видели как это происходило на протяжении двух дней. За тремя столами сидели мужчины и женщины, но это были не наши сотрудники, откуда они были не знаю. Но чтобы была очередь желающих проголосовать — я такого не видел, — рассказывает Евтушенко. — Витя, который пророссийский [владелец контактного зоопарка Виктор Георгиев] и то возмущался. Но нас просто поставили перед фактом».

Вечером 27 сентября глава так называемой региональной избирательно комиссии Марина Захарова заявила, что за четыре дня в Херсонской области проголосовало 76% граждан от числа зарегистрированного населения  в 571 001 человек. 87% из них якобы проголосовали за выход области из Украины и вхождение в РФ. 

Гусаков вспоминает, что после незаконного референдума все магазины города прекратили принимать украинские банковские карты. 

«Мы боялись, что дальше начнется крымский сценарий. Люди боялись, что это будет водораздел после которого репрессивная машина заработает по полной программе», — говорит Вячеслав. 

 

Выезд

Длинноволосый бородач в цветастой одежде идет по спальному району Херсона с большим рюкзаком и пакетами «АТБ». Это свадебный фотограф и волонтер Антон Таточенко несет воду и продукты пенсионерке, живущей тут в одной из панелек.

«В начале войны я понимал, что взять автомат в руки мне сложно. Я пацифист. Даже если это русня, которая убивает людей, я еще задумаюсь, спускать курок или нет. Поэтому военкомат отпал сразу», — рассказывает Антон.

В конце февраля он создал волонтерскую группу с друзьями. Поначалу они покупали еду и лекарства для малоимущих за свой счет. Через несколько недель о группе стали узнавать другие горожане и отправлять пожертвования. Временами дома у Антона скапливалось до полутонны продуктов. Но через пару месяцев деятельность пришлось свернуть.

«Волонтеров стали ловить по Херсону. Если ты волонтеришь без ведома [россиян], у тебя есть какое-то влияние на людей, то ты для них потенциально опасный чувак. Меня бы спокойно могли забрать, провел бы на подвальчике какое-то время. У них там фантазии хватает, думаю, вы уже наслушались», — рассказывает фотограф.

Антон оставался в городе, но в конце сентября решил уехать. Работы не было, и он боялся, что после аннексии Херсонской области Россия попытается мобилизовать в свою армию местных мужчин. Но выехать на свободную территорию было непросто. Въезд в Николаевскую область был закрыт из-за боев, и Антон с двумя друзьями отправился в Запорожскую на их машине.

Первой проблемой было перебраться на левый берег Днепра. Еще летом движение по Антоновскому мосту было прекращено. Тогда Вооруженные силы Украины получили американские ракетные установки HIMARS, которые бьют на 300 километров с большой точностью. В конце июля Украина обстреляла с их помощью Антоновский мост — ключевой объект для снабжения российской группировки в Херсоне. С тех пор перебраться через Днепр можно было только через паромную переправу.

1 октября, когда туда подъехал Антон с друзьями, стояла огромная очередь. Дорога на другой берег заняла два дня. Спать пришлось в машине. Затем они отправились в город Васильевка на линии разграничения, где россияне оборудовали контрольно-пропускной пункт.

Там тоже стояла огромная очередь из желающих покинуть оккупированную территорию. Пройти ее за один день не получилось, и Антон с друзьями сняли дом в Васильевке.

«И началось прекрасное время. Встал с утра, покушал, поехал в очередь. Приходишь на блокпост, узнаешь новости. А новости такие: то у них девочка, которая регистрирует, заболела, то у них света нет, то у них еще раз света нет. То они колонну военную ждут и говорят: «К нам не подходить, расстреляем». Хотя колонны никакой не было, естественно. Короче, называли любые причины, чтобы нас там держать. После двенадцатого дня нам гордо заявили: «Регистрации на выезд больше нет, ебитесь, как хотите!» — рассказывает он.

Нервы Антона сдали, и 12 октября он поехал обратно в Херсон. Его подобрал попутчик на автобусе, ехавший из Запорожья.

«По области на блокпостах тогда чмони стояли — чуваки 18-19 лет, на которых без слез смотреть невозможно. Еле двери открывали, стеснялись все делать. А мужик, с которым я ехал — такой делок из 90-х. Говорит с орками: «Что чуваки, как у вас там? Ротация скоро? Удачи». Пять метров проезжает и добавляет: «Вот пидорасы!» — вспоминает Антон.

Снова перебираться через Днепр ему было страшно. Половину парома занимала российская техника, и Антон боялся, что их могут обстрелять. Он считает, что Россия тогда специально использовала гражданских, как живой щит.

Сейчас Таточенко поднял старые списки малоимущих и снова разносит гуманитарку. Вместе с ним поднимаемся в квартиру к одной из его подопечных — дверь открывает 67-летняя Мария Ивановна. Опираясь на ходунки, она проходит на кухню — женщина не ходит и почти никогда не покидает квартиру. Она в ссоре с единственной дочерью, и кроме Антона и нескольких соседей за ней ухаживать некому.

Под ногами путается кошка, из клетки кричат попугаи, в кормушке за окном клюют хлеб голуби. Антон достает из пакетов баклажки воды, салфетки, мед и другие продукты.

Всю оккупацию Мария Ивановна провела дома. Ее основное развлечение — телевизор. Россияне отключили украинское вещание сразу после захвата города, и женщине пришлось смотрела российские каналы.

«Я смотрела кино, концерты, а ихнюю пропаганду — нет. Да и в таком возрасте я уже такая, что меня не переубедишь. Я за родину, меня никто не перестроит. Я не предатель», — говорит старушка.

«Русский порядок на фашистский манер». Россияне почти полгода держат в плену замглавы Пенсионного фонда Херсонщины и четверых его родственников

Она утверждает, что принципиально не брала российский паспорт, но соседи все же помогли оформить ей российскую пенсию. В конце июня Россия создала в Херсоне свое Управление пенсионного фонда. У них не было доступа к личным делам пенсионеров, поэтому всем выдавали одинаковую сумму — 10 тысяч рублей.

В последнее время в районе Марии Ивановны участились обстрелы, но женщина говорит, что уезжать не собирается.

«Только стреляют — я ванную. Думаю: ну убьют и убьют. Как будет, так и будет, значит такая судьба, — рассуждает женщина. — Кто-то тикает, спасается. А куда я Мурку дену? А попугаев?».

 

«Эвакуация»

Херсонский речной и морской порты россияне начали обстреливать практически сразу после того как в город зашли украинские войска. В середине ноября неподалеку от порта погиб прохожий, — мужчина средних лет. Патрулирующие территорию украинские бойцы советуют редким прохожим не оставаться на одном месте и держаться поближе к зданиям. 

Владимир Барсук, 56-летний пенсионер, который раньше работал пожарным, а потом был матросом торгового флота, живет неподалеку. Мужчина рассказывает, что во время оккупации постоянно бывал в порту, когда ездил на дачу, которая находится на Потемкинском острове вниз по течению Днепра.

Владимир вспоминает, что примерно через две недели после «референдума» ему на телефон стали по несколько раз в день приходить смски с призывом эвакуироваться на левый берег. Поначалу в смс сообщали об угрозе подрыва дамбы и затопления города. Через некоторое время угроза сменилась — жителей предупреждали, что город будут бомбить и обстреливать украинские военные. 

Эвакуация проходила поэтапно — рассказывает журналист Вячеслав Гусаков. Он вспоминает, что через неделю после «референдума» оккупационная администрация объявила каникулы в школах до 21 октября, которые потом продлила. 

«Объявили, что досрочные осенние каникулы объявлены из соображений безопасности. Школьникам предложили отдохнуть в Крыму. Спустя неделю начали предлагать и взрослым — «отдохнуть от войны», — рассказывает Вячеслав. 

В середине октября Владимир Барсук пришел в порт, чтобы отправиться на дачу, и увидел, что там многое изменилось. Военные организовали заграждения из автомобильных шин и вместе с людьми в полицейской форме стали досматривать вещи и багаж пассажиров. Для надежности пассажиров проверял еще и кинолог с собакой. 

По причалу ходили люди с табличками маршрутов — «на Алешки», «на ГоПру Голая пристань ». Пассажиры рассказали ему, что проходит эвакуация, но многие, как и он сам, привычно ехали на дачи, и не собирались покидать город насовсем По наблюдениям Барсука, в тот день по Днепру курсировало, как минимум, четыре парохода.

Позже Владимир случайно выяснил, что в дни эвакуации пароходы продолжали ходить и ночью. 

«Я рыбак, часто хожу на ночную рыбалку. Где-то в дни эвакуации я был ночью на рыбалке, у себя на острове. Услышал гул. Включил фонарик. Вижу плывет буксир и тянет баржу в сторону ГоПры. У парохода габариты выключены, шторы все закрыты. Я не видел, были ли там военные, но подозреваю, что да», — вспоминает Владимир и добавляет, что один пароход вмещает примерно 300-350 людей.

Журналист Вячеслав Гусаков утверждает, что военные также уходили из города по пантону под Антоновским мостом. Барсук, говорит, что сам не видел этого, но его сосед рассказывал ему что как-то переправлялся машиной через Днепр на понтоне в районе Антоновского моста. 

Отступая из Херсона, россияне разграбили городские музеи, архивы и даже вывезли с собой останки князя Григория Потемкина — одного из основателей города. 

«Все украли, собаки». Отступая, россияне разграбили музеи Херсона и в третий раз осквернили могилу князя Потемкина

Директор контактного зоопарка Виктор Георгиев, который во время оккупации возглавил Дом культуры, воспользовался переправой и уехал на левый берег Днепра, как и многие другие коллаборанты. Животных с собой Виктор не забрал. Тренер по джиу-джитсу Игорь Евтушенко стал ломать голову, куда пристроить животных.

«Сначала отдал игуан и ящериц — забрал парень, он занимается их разведением. Пушистых животных отдал в зоомагазин, у них там есть помещение, где их содержат. Попугаев я забрал себе домой. Остались змеи — завтра приезжают из киева из центра по спасению животных заберут их. Двух голубей не могу пристроить», — перечисляет животных и их судьбы Евтушенко. 

«Архив — разграблен, но не полностью». Монолог директорки Херсонского архива о том, как россияне вывезли документы во время оккупации города

«На переправе россияне шли на хитрость — бесплатный проезд, но при этом они в середину ставили свою технику  и окружали гражданским транспортом», — вспоминает рассказ соседа Барсук. 

По его словам, последний пароход на левый берег Днепра ушел из херсонского порта 11 ноября. Днем того же дня в город вошли украинские солдаты. 

 

Освобождение

Игорь Евтушенко вспоминает, что в последние дни перед уходом россиян стало бросаться в глаза большое количество российской техники. Постепенно в городе и на выездах из него стало меньше российских блокпостов.

«Единственное место, где их было много до последнего дня — это возле магазина «Европорт» на выезде из города — там они все время скупались. Начали снимать блокпосты, если раньше молодых пацанов проверяли, наколки смотрели, то теперь почти перестали», — вспоминает Евтушенко. 

По наблюдению журналиста Гусакова, в последние дни российской оккупации в городе появилось много профессиональных военных, которые разительно отличались обмундированием и экипировкой от «чмобиков», которые размещались в Херсона до этого.

Евтушенков вспоминает, что после ухода россиян отправился встречать украинскую армию. 

«Мне сосед сказал, что ВСУ уже в Камышанах, мы подцепили на машины украинские флаги и поехали встречать. Я отъехал на 40 километров от Херсона, но ВСУ еще не было. Наконец, мы приехали на украинский блокпост. Пацаны говорят — мы сейчас дороги разминируем. Вы, говорят, только в Херсон не едьте, мы там еще не были. Я говорю — та мы из Херсона приехали», — улыбаясь, вспоминает Игорь. 

11 ноября волонтер и фотограф Антон Таточенко тоже услышал, что украинские военные заходят в город. Вместе с другом они сели на велосипеды и отправились в центр Херсона. На площади Свободы в тот момент уже вовсю шли гуляния — херсонцы обнимались с солдатами и пели песни.

Таких чувств у меня еще не было и, думаю, больше уже не будет. Освобожденный Херсон — подкаст СИРЕНА

«Приезжаем на площадь, а там повсюду украинские флаги, — вспоминает он. — Чувак с арбузом вылез на постамент. Толпа ликует. Эмоции били через край, эйфория была что ли. Встретили друга. Он случайно с собой взял вино. Говорит: не знаю зачем, но я его взял. Оказалось, очень в тему. Все плачут, радуются. Короче, классно, просто классно».

Празднования на главной площади города продолжались больше недели. 

 

Эпилог. Что стало с героями материала

Художественный руководитель Херсонского театра Александр Книга после похищения сумел выехать во Львов, а потом перебрался в Киев. Когда Украина освободила Херсон, вернулся в родной город и уже несколько месяцев восстанавливает работу театра.

Журналисты Ирина Паршина и Вячеслав Гусаков из-за участившихся обстрелов уехали из Херсона в конце ноября.

На тренера Игоря Евтушенко поступила жалоба о сотрудничестве с сепаратистами во время оккупации. Полиция забрала его в «фильтрационный центр» для проверки. В итоге у правоохранителей не оказалось претензий, и сейчас Игорь продолжает тренировать детей и взрослых в ДК. Он пристроил почти всех животных из контактного зоопарка, владелец которого сбежал с россиянами. У себя дома Игорь поселил попугая, черепаху, улиток и тритона.

«И плакали, и обнимались». Нет воды и света, гремят взрывы, но горожане празднуют освобождение — репортаж из Херсона

Фотограф Антон Таточенко выехал из Херсона, после того, как Россия обстреляла его район и снаряд попал в соседский дом, но недавно решил вернуться.

Врач-анестезиолог Андрей Щербак пробыл в Херсоне еще полтора месяца. Накануне Нового года он с женой и собакой выехал сначала на Запад Украины, а 3 января нынешнего года они перебрались в Германию. Сейчас семья Щербаков живет в Вупперталь в общежитии для украинских беженцев. 

Владимир Барсук, который наблюдал за «эвакуацией», тоже через какое-то время выехал из Херсона. Сейчас он живет у знакомых в Кривом Роге. Недавно он возвращался в Херсон — отремонтировать окна в своей квартире — их «побило» во время очередного российского обстрела.