«Мы остались там, в 2014 году». Потерпевшие в деле о расстрелах на Майдане потребовали пожизненное для экс-беркутовцев
«Убийцы Небесной сотни будут наказаны» — митинг на Майдане Независимости, 2019 год. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
20 февраля 2014 года произошла кульминация атаки силовиков на участников протестов на Майдане. На улице Институтской в тот день убили и ранили более сотни безоружных человек.
До сих пор убийцы не наказаны, хотя из всех «дел Майдана» процесс по событиям 20 февраля считается самым эффективным.
Прокуратура обвиняет в расстрелах «черную роту» киевского полка «Беркут». На Майдане бойцы спецроты были в черной форме с желтыми повязками на руках. После начала расследования еще в 2014 году 21 «беркутовец» вместе с командиром Дмитрием Садовником бежали из страны. Перед этим они попытались уничтожить улики — оружие, из которого стреляли по протестующим. После массового побега бойцов в Россию на скамье подсудимых в Киеве оказалось только пятеро человек: замкомандира полка подполковник милиции Олег Янишевский, милиционер-альпинист третьего штурмового взвода сержант Павел Аброськин, милиционер-водитель третьего штурмового взвода сержант Сергей Зинченко, милиционеры-снайперы второго штурмового взвода сержант Сергей Тамтура и старшина Александр Маринченко.
Экс-беркутовцев обвиняют в убийстве 48 участников протестов и ранении еще 80 , превышении служебных полномочий , препятствовании митингам и теракте . Троих — Маринченко, Аброськина и Зинченко — дополнительно обвиняют в завладении огнестрельным оружием по предварительному сговору путем злоупотребления своим служебным положением . А Янишевского — в незаконном обращении с оружием .
Обвиняемые отрицают свою вину по всем статьям. Против коллег не стали свидетельствовать и другие правоохранители, которые участвовали в силовом сдерживании Майдана. В 2019 году киевский Апелляционный суд принял политическое решение: отпустил обвиняемых из-под стражи для участия в обмене пленными. Это чуть не развалило дело. Но судебный процесс продолжился, когда Тамтура и Маринченко все же вернулись в Киев. Их троих сослуживцев теперь судят заочно.
Потерпевшие и их адвокаты считают вину обвиняемых доказанной и согласны с прокуратурой, которая запросила для экс-беркутовцев пожизненное заключение.
Участники протестов, получившие ранения, и родственники погибших почти девять лет ждут правосудия. В судебных дебатах они говорили не только о своих страданиях, но и об исторической значимости приговора, который вынесут в главном деле Майдана в следующем году.
«Мы все учимся жить без наших родных»
В течение июля и сентября в суде по делу о расстреле протестующих на Майдане 20 февраля 2014 года выступило 25 потерпевших из общего числа 181 человек. Позицию остальных озвучили их представители из Адвокатской совещательной группы.
Потерпевшие рассказали, в первую очередь, как на них повлияли утраты, затянувшийся судебный процесс и нежелание обвиняемых признать вину.
Потерпевшие по делу о расстрелах на Майдане 20 февраля 2014 года на заседании в Святошинском райсуде Киева. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
19 июля в суде выступил Сергей Трапезун. Он был тяжело ранен в ноги вместе с Романом Титыком в районе метро Хрещатик на улице Институтской, когда они пытались оттащить к гостинице «Украина» смертельно раненого активиста Олега Ушневича. Следствие установило, что по ним стреляли со стороны Кабмина и дома 2 по Институтской — место расположения беркутовцев. Пуля прошла через оба бедра насквозь и застряла в теле Титикова. Баллистическая экспертиза подтвердила, что ее выпустили из автомата Калашникова, который закреплен за Сергеем Шпилевым. Его нет среди обвиняемых — бежал в Россию в 2014 году и получил там гражданство.
После ранения на Майдане Трапезун получил инвалидность второй группы, утратил работоспособность и теперь ему тяжело обеспечивать семью.
«Тяжело вообще. Я понес моральные страдания. Много раз снились те моменты, вспоминались. Насколько тогда было как-то нестрашно, но постоянно оно приходит. Приходит через время — все это вспоминается. Вспоминаются кровь и крики. Тяжело», — говорил он, обращаясь к присяжным.
Кроме пожизненного заключения для бывших «беркутовцев» он и другие потерпевшие просили компенсировать моральный ущерб. Всего в суд подали 40 гражданских исков от 30 тысяч до 30 миллионов гривен. Но большинство оценили свои моральные страдания в 1 миллион. Общая сумма компенсации составляет более 173 миллионов гривен. Кроме того прокуроры подали 66 исков о возмещении затрат в размере 218 тысяч гривен на лечение потерпевших в больницах Киева, Львова, Ивано-Франковска, Ровно, Хмельницкого и Тернополя.
«Мы все учимся жить без наших родных, но поверьте, не выходит. Потому что тяжелые болезни настигают практически каждого родственника, кто потерял часть себя», — выступала в суде Оксана Саливанчук, дочка героя Небесной Сотни Николая Дзявульского.
Он погиб возле Октябрьского дворца, получив ранения из автомата Калашникова. Идентифицировали две пули, извлеченные из его тела. Одна выпущена из автомата командира спецроты Дмитрия Садовника, а другая — из автомата спецназовца Владимира Тригубца. Оба также скрылись от следствия в России.
Николай Дзявульский — мемориал Героев Небесной сотни. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
После гибели Николая Дзявульского его жена и мать Оксаны Саливанчук перенесла инсульт и до сих пор до конца не излечилась.
Потерпевшие подали иски не только против пятерых обвиняемых. В соответчиках — работодатели бывших «беркутовцев»: Главное управление МВД в Киеве, которое до сих пор находится в процессе расформирования, и его правопреемник — Нацполиция.
О полном недоверии к правоохранительной системе как последствии событий 20 февраля говорил в суде потерпевший Виталий Гуков. Он сделал на этом акцент в короткой дебатной речи в поддержку своего гражданского иска.
20 февраля Гуков получил четыре ранения. Следствие установило, что одна из пуль была выпущена из автомата Владимира Косенко, бойца спецподразделения Внутренних войск МВД «Омега», который действовал на Майдане вместе с «беркутовцами». Из оружия Косенко был убит и Олег Ушневич. Дело спецназовца рассматривают отдельно. Тем не менее Гуков как и Ушневич — потерпевшие в деле о расстрелах, где судят пятерых бывших бойцов «Беркута», так как прокуратура доказывает, что правоохранители действовали как одно боевое подразделение, объединенное единым преступным умыслом.
Сторона защиты просила суд отклонить иски потерпевших, а иски, поданные прокуратурой — оставить без рассмотрения. По мнению авдокатов экс-беркутовцев, потерпевшие не доказали причиненный материальный ущерб.
«Никакого сочувствия или человеческого отношения»
В суде потерпевшие говорили, что их страдания были еще тяжелее из-за отсутствия раскаяния у обвиняемых и «амнезия», на которую они ссылались, когда говорили о событиях на Майдане 20 февраля.
«Они не раскаялись. Они даже нам не посочувствовали как людям, и за это они должны понести наказание», — заявила Марина Ткачук, чей муж погиб на Майдане 20 февраля.
Игоря Ткачука убили выстрелом в голову, когда он вместе с другими протестующими переходил улицу Институтскую от Октябрьского дворца до станции метро Хрещатик, прикрываясь щитом. На нем была каска, которая не могла защитить от пуль.
Иван Раповой подбегает со щитом к раненому Владимиру Гончаровскому. Рядом присел Иван Пантелеев, который будет смертельно ранен через несколько секунд. Внизу у дерева лежат убитые Игорь Ткачук, Владимир Жеребной, Роман Точин и Роман Вареница. В белом шлеме за клумбой сидит Роман Гурик, погибший через 3 минуты. Фото: Руслан Ганущак, «Цифровой Архив Майдана 2013-14»
«Он не имел ни одного шанса, — горько сказала Марина. — …И я считаю, что если люди взяли на себя такую ответственность, они приняли решение, что имеют право определять, кому жить, а кому не жить, то они должны нести ответственность».
Она овдовела, а трое детей остались без отца. Младшему был год, когда погиб отец — он его никогда не узнает.
«Им дали приказ расстрелять. Но это не означало, что они должны были убивать и не оставлять никакого шанса на жизнь», — говорила Ткачук.
Оксана Никонова, сестра погибшего Богдана Илькива, во время короткого выступления в суде осенью, сказала, что считает, что у обвиняемых был выбор — исполнять преступный приказ или нет. И «беркутовцы», говорила Никонова, превратили Институтскую в тир, в котором расстреливали гражданских. В Илькива, установило следствие, стреляли из автомата «беркутовца» Сергея Девятого. Его нет на скамье подсудимых, но он объявлен в розыск.
Потеряв старшего брата, Оксана и ее тяжело больная мать лишились поддержки.
«Они не видели в нас людей, личностей, воспитателей своих детей», — говорил в суде потерпевший Владимир Бученко, добавляя, что «беркутовцы» стреляли по безоружным людям как на сафари.
Поэтому он призвал суд не принимать во внимание слова защиты о том, что у обвиняемых есть дети и семья и это должно рассматриваться, как смягчающие обстоятельства.
Бученко ранили в шею из автомата возле Октябрьского дворца. Рана могла оказаться смертельной, если бы пуля прошла на сантиметр в сторону и попала в сонную артерию.
«Была перебита только гортань — чисто повезло!» — говорил суду Бученко.
Он видел, как велась стрельба со стороны правительственного квартала, из-за милицейских баррикад, и стал свидетелем смертельного ранения двух активистов. Одного из них, Дзявульского, он вытягивал вместе с другими протестующими в Октябрьский дворец, чтобы там ему оказали помощь.
Мемориал Героев Небесной сотни. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
Одним из последних в суде выступал потерпевший Юрий Аксенин — сын убитого на Майдане Василя Аксенина. Он назвал события 20 февраля — спецоперацией «Беркута» и апогеем деятельности спецподразделения: «кто-то из них заманивал, кто-то калечил, кто-то убивал, кто-то преследовал, угрожал, запугивал».
«До сих пор подсудимые и их адвокаты ведут себя дерзко по отношению к суду, по-хамски и дерзко — к нашим представителям, прокурорам и к нам самим. Ведь чувствуют полную безнаказанность и уже неоднократно заявляли, что у них все классно и будет еще лучше, что они «добьют эту хунту», — высказался Аксенин.
За все годы, что длилось следствие и суд, обвиняемые так и не стали сотрудничать и впервые дали показания только в мае 2022 года.
Адвокатка Виктория Дейнека, представляющая интересы потерпевших, семей героев Небесной сотни Леонида Полянского, Игоря Костенко и Владислава Зубенко, считает, что отсутствие раскаяния и дерзкое поведение обвиняемых в ходе процесса должно исключить любые смягчающие обстоятельства при вынесении решения по делу. По ее мнению, это еще один аргумент в пользу самого строгого наказания для экс-беркутовцев.
«Потерпевшие потеряли близких людей, они продолжают страдать и для них это тяжелая потеря — однако никакого сочувствия или человеческого отношения я не увидела», — высказалась адвокатка.
C коллегой согласилась адвокатка Елена Сторожук, которая представляет интересы потерпевших семей героев Небесной сотни Ивана Тарасюка и Игоря Ткачука. Она отметила, что экс-беркутовцы за время судебного процесса так и не осознали, какую роль на самом деле должна играть правоохранительная система в государстве.
«Главный вывод из этого [процесса] должны сделать именно правоохранители, бывшие и нынешние, — считает Сторожук. — Которые должны понять, что правоохранительная система — это не система выполнения приказов, как у наших соседей в Российской Федерации, а именно для того, чтобы жизнь граждан была безопасной».
«Мы по-новой проживаем пытки»
Почти девять лет спустя трагических событий, суд все еще не вынес приговор. Потерпевшие в своих выступлениях говорили, что такое долго ожидание правосудия для них мучительно.
В суде отец погибшего Владимира Жеребного — Николай — привел для сравнения расследования преступлений российских солдат в Буче, Ирпени и других деоккупированных районах, где уже установлены виновные, а в некоторых случаях вынесены приговоры. Он упрекнул суд, что за девять лет семьи мирных граждан Украины, которые воспользовались своим конституционным правом на протест и столкнулись с насилием, до сих пор не дождались справедливого приговора.
«Каждый раз, когда мы приходим на судебное заседания, мы, семьи, наверное, по-новой проживаем пытки — иначе это никак нельзя назвать — со стороны подсудимых. Которые цинично, нагло, смотря нам в глаза… Хотя б какая-то капля в них была совести и сочувствия! Они просто насмехаются над нами», — говорил Николай Жеребной.
Активисты пытаются перекрыть проезд к Лукьяновскому СИЗО, откуда должны вывезти бывших беркутовцев для участия в обмене заключенными, 2019 год. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
Потрясением для него стало освобождение обвиняемых под личное обязательство для участия в обмене 29 декабря 2019 года. Другие потерпевшие также говорили, что не могут простить властям, что те отпустили вероятных убийц их близких, дали им скрыться от суда и чуть не развалили дело.
«Нужно было понять, что творилось у нас в голове и какой удар это был по всем нам!» — описывал в суде Жеребной-старший эмоции потерпевших по поводу обмена «беркутовцев».
Сразу после обмена президент Владимир Зеленский заявил, что освобождение пятерых бывших бойцов «Беркута» было необходимым условием обмена, без которого он был сорвался. Тогда удалось вернуть с неподконтрольных территорий 76 украинских граждан, среди них были военные, захваченные в плен еще в 2015 году.
Цена обмена. Как власть решила пожертвовать делом Майдана ради спасения пленных
В феврале 2020 года, через два месяца после обмена, Александр Маринченко и Сергей Тамтура вернулись в Киев, а Олег Янишевский, Павел Аброськин и Сергей Зинченко и дальше оставались на неподконтрольных территориях. Появившись в суде Маринченко и Тамтура и их адвокаты заявили, что обмен был спецоперацией по исполнению международных договоренностей и им пришлось в нем участвовать. При этом прокуратура утверждала, что «беркутовцы» добровольно подписали согласие на обмен. Янишевского, Аброськина и Зинченко продолжают судить заочно. Где они — не известно.
В сентябре в суде выступала Наталья Дигдалович — жена погибшего на Майдане Андрея Дигдаловича. Она вспоминала судебное заседание в Апелляционном суде, который отпустил экс-беркутовцев под личное обязательство.
Бывшие сотрудники «Беркута» Павел Аброськин (слева), Александр Маринченко (по центру) и Олег Янишевский (справа) во время заседания Святошинского районного суда о расстрелах на улице Институтской в Киеве 20 февраля 2014 года. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
Троих беркутовцев — Зинченко, Аброськина и Янишевскего — не было в зале суда, они участвовали по видеосвязи из СИЗО.
«Я помню, как Аброськин во время перерыва на камеру, увидев меня на экране, в микрофон сказал: «Удачи!» Это было настолько цинично, осознанно, что за ними правда. Но не было правды — мы знаем. Они поняли, что они остаются безнаказанными, их прикроют», — сказала жена героя Небесной сотни.
Из-за ощущения безнаказанности, уверена Наталья, обвиняемые отказывались сотрудничать со следствием и судом и не дали показаний против своих сослуживцев и командования, против тех, кто «привел к этому большому кровавому действу»: циничному расстрелу безоружных протестующих перед десятками камер.
«Нам очень тяжело жить, потому что мы остались там, в 2014 году. Сегодня, направляясь на это заседание, я еще раз пережила те события», — говорила Наталья Дигдалович, призывая суд присяжных не дать ей и другим потерпевшим потерять веру в справедливость и наказать убийц ее мужа и других активистов Майдана.
Отец Ивана Тарасюка — Михаил — отказался выступать в дебатах, объяснив, что потерял веру в справедливость суда после обмена «беркутовцев». Об этом сообщила адвокатка Евгения Закревская, выступив вместо него.
Михаил Тарасюк служил в милиции еще в советское время и был среди немногих правоохранителей, кто не стал выполнять приказ о разгоне митингов крымских татар в 1989 году в Крыму, куда милицию из других областей отправляли на усиление местного ОМОНа.
«Страшно, как настраивали против татар. Вот действительно — разжигали ненависть. А я говорю: «А чего я должен быть против них? Люди ж свою землю защищают, стоят. Это их право. Они мне не враги. И что я должен им за это делать? Я не буду!». Нас, «бандеровцев», там восемь человек таких было, распределили по разным подразделениям, чтобы вместе не были, потому что говорили, что еще вместе с ними встанете… А потом забрали совсем. Говорят: толку с вас там нет. И хорошо! Потому что там тогда ОМОН страшное творил. А тут с автоматов по своим безоружным стреляли, это как так можно!? Говорят, самозащита, но покажите, чтобы хоть у одного убитого было оружие? То по кому вы стреляли?!» — цитировала в суде слова Тарасюка-старшего адвокатка.
Закревская призвала суд не дать таким родителям, потерявшим детей — самое для них дорогое — потерять и веру в справедливое решение и правосудие в целом.
Адвокаты Евгения Закревская (слева), Виталий Тытыч (в центре), Павло Дикань (справа) возле Святошинского райсуда Киева, 14 января 2020 года. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
Адвокат Виталий Тытыч, который представляет в суде семьи убитых на Майдане Виктора Чмиленко, Анатолия Корнеева и Устима Голоднюка, в своей речи напомнил, как прежнее руководство МВД мешало расследованию: позволило уничтожить документы, относящиеся к событиям на Майдане, не выполняло поручения прокуратуры по следственным действиям. А сами «беркутовцы» получили гарантии от руководства о том, что претензий к ним не будет. В дополнение бывших спецназовцев отправили служить в АТО до того, как установили причастных к расстрелам и тех, кто занимался сокрытием следов преступления. Похожая ситуация была в расследованиях и других дел Майдана.
Тытыч также обратил внимание суда, что некоторые производства по Майдану, переданные в суд еще в 2015 году, все еще на стадии подготовительного заседания. Адвокат назвал это преступлением и пытками потерпевших.
«Я обвиняю их в том, что сейчас творится в Украине»
Многие потерпевшие и их представители в суде говорили, что Майдан стал началом войны России против Украины.
«Путин хотел захватить Украину еще в 2014 году, — выступала Светлана Гриневич, мать погибшего Эдуарда Гриневича. — Но выскочили наши патриоты, наша Небесная сотня и не дали захватить Украину так легко, как Крым».
«Россия начала войну тут» — митинг на Майдане Независимости, 2019 год. Фото: Стас Юрченко, Ґрати
«Дух наших сыновей и парней показал, что Украина самая сильная, и она выиграет», — добавила Гриневич уже в контексте российского полномасштабного вторжения 24 февраля.
Адвокат Тытыч, который сам теперь участвует в боевых действиях и прибыл в суд из расположения своего подразделения, напомнил суду, как в России видео и фото с Майдана использовали для пропаганды, утверждая, что в Украине идет гражданская война. Российские СМИ запугивали жителей Крыма и востока Украины радикалами и националистами, которые якобы выгнали президента Виктора Януковича. Свержение экс-президента Россия использовала как повод для оккупации Крыма и развязывания войны на Донбассе.
Обвиняемые и их действия, по мнению Анатолия Панчука, получившего на Майдане тяжелое ранение, стали первым звеном в цепи событий, приведших к большой войне. Вместо того чтобы перейти на сторону народа, правоохранители защищали президента Виктора Януковича.
«Я обвиняю их в том, что сейчас творится в Украине… Эти десятки тысяч убитых за эти долгие восемь лет тоже на их совести», — заявил Панчук в суде.
Потерпевший Святослав Колесников, получивший ранение в плечо на Майдане, теперь служит в армии. Экспертизы установили, что его ранили из автомата обвиняемого Сергея Аброськина.
События 20 февраля Колесников назвал самым большим случаем массового убийства гражданских людей в Европе. И пожизненный приговор, считает он, будет соответствовать масштабу преступления.
«Эти убийства на Майдане были началом необъявленной войны против независимости Украины, свободы граждан и их выбора. Война, которую ведет Россия, происходит по всем фронтам, в том числе и в этом суде», — сказал он в своем выступлении в суде.
Поэтому Колесников призвал суд присяжных учитывать «историческую перспективу» приговора, о котором будут писать «в учебниках и Википедии».
С этим согласился адвокат Павло Дикань в своем выступлении. Он назвал решение по делу судьбоносным как для семей потерпевших, участников процесса, так и для всей Украины, для ее свободы и независимости.
«Решение по этому делу привлечет внимание всего мира и будет процитировано почти в каждом уголке планеты», — заверил суд Дикань.
В конце ноября суд присяжных удалился в совещательную комнату. Приговор ожидается не раньше следующей осени.
