Вчера сотрудники ФСБ задержали Энвера Кроша — жителя села Ближнегородское Джанкойского района в Крыму. Его обвиняют в организации ячейки исламской партии Хизб ут-Тахрир. В России ее признали террористической, но в Украине и большинстве европейских стран она действует свободно и не запрещена. По дороге из Джанкоя в Симферополь оперативники ФСБ полтора часа избивали и пытали Кроша, добиваясь, чтобы он разблокировал телефон. Он не стал этого делать и отказался признавать вину.

Это не первый раз, когда Кроша пытают сотрудники ФСБ. В 2015 году с помощью электричества пытались заставить сотрудничать с российской спецслужбой. Он и тогда отказался и сумел выстоять.

«Ґрати» записали его рассказ о событиях семилетней давности для материала о засекреченных свидетелях, которых ФСБ используют для преследования крымских мусульман по делу Хизб ут-Тахрир. Сегодня мы публикуем его в виде монолога.

В декабре 2015 года мне позвонил родственник, который работал в полиции. 

Мы чинили, покупали и продавали мобильные телефоны, и было такое, редко конечно, что приносили ворованные телефоны. Мы, естественно, об этом не знали. Покупали либо с документами, либо брали данные клиента. У нас давно не было такого прецедента, но почему-то я подумал, что может, купил какой-то такой телефон, и у него сейчас это дело, и он его расследует.

Я поехал в отдел прямо в домашней обуви, полагая, что разговор с родственником будет недолгим. Жену попросил поставить разогреваться обед и обещал быть дома к 16 часам дня. Через 20 минут я был у здания полиции. Меня встретил родственник и попросил пройти с ним.

Говорит, что хочет что-то передать в кабинете. Заходим в отделение полиции и первое, что меня смутило, он меня записывает в журнал, как-будто я обращаюсь по какому-то поводу и они это фиксируют. Мы заходим в кабинет, смотрим друг на друга минуту, я спрашиваю у него: «Чего мы ждем?». Заходит несколько незнакомых для меня людей, садятся рядом с ним — напротив меня и начинают разговор.

«Чем ты занимаешься? Где работаешь? С кем связываешься?».

Я у родственника спрашиваю, а кто это такие, почему они мне вопросы задают сейчас? Для тебя лучше, говорит, отвечать на их вопросы.

Неожиданно стали задавать вопросы о наркотиках. Я молчал. Ситуация становилась напряженной и непонятной.

Покажи руки свои, кололся ты или не кололся — они грубо говорили про какую-то траву, как-будто чернорабочие какие-то. Я молчал на большинство вопросов.

Вечерний намаз заступает зимой рано, где-то около 17:00. Я говорю им, чтобы то ни было, но сейчас мне нужно прочитать намаз. Мой родственник согласился и повел меня в другой кабинет.  Я даже не подумал, оставил куртку и пошел с ним.

Я читал молитвы около получаса. Уже возвращаясь, подумал, что совершил ошибку, оставив куртку и телефон в кабинете, предположил, что они могли мне что-то подбросить. Захожу и прямо при них эту куртку переворачиваю вверх низом, чтобы карманы открылись и если что-то есть, выпало. Так и произошло. Из внутреннего кармана выпал пакетик с «травой». Они очень сильно разозлились и потребовали: «Подними и положи на стол то, что упало из твоего кармана». Я отказался, говорю — тот, чья это вещь, пусть и поднимает, а я свои отпечатки не собираюсь оставлять. Они как-то подняли его, положили на стол, не трогая руками, все мои вещи выложили и рядом этот пакет. И снова говорят: «С одного стола перенеси на другой все свои вещи». Я все перекладываю, этот пакетик снова остается. Они говорят: «И его переложи!». Я вновь отказался. Они разозлились, вызвали следователя и двух понятых. 

Следователь начинает мне зачитывать, сколько «грозит». До трех лет, если употребление, но поскольку этот пакетик из-под пачки сигарет сверху как-будто припаян чем-то, значит он для сбыта, а это уже другая статья — до семи лет.

Понятые подписали, что они видели, как из кармана выпал пакет. Потом события стали принимать еще более странный характер. В дверях кабинета откуда-то появился свидетель — молодой человек в капюшоне. Он заявил, что узнает меня и я продал ему «два стакана» В просторечии, мера веса каннабиса .

На меня оформили протокол, предложили расписаться — я не стал. Они сказали, что меня отвезут в больницу — проверить на наличие в крови наркотических веществ. Вывели из центральных дверей, сделали выписку в журнале. С этого момента, по документам, я фактически покинул отдел полиции.

Меня посадили в «Патриот» и повезли. Со мной рядом был следователь, водитель и охранник. Мы проехали метров 100-200, наверное, после чего следователь говорит что забыл какие-то бумаги и нужно вернуться. Водитель возвращается, только заезжает уже с черного входа, не с центрального. В этот момент я начал понимать, что они разыгрывают кино со мной — я только в фильмах раньше такое видел.

Меня снова завели в полицию — теперь через черный вход — и повели в тот же кабинет на втором этаже. Там уже сидели другие люди, одетые в деловые костюмы, с галстуками.

Сказали, что они меня знают, что я активный гражданин, бываю во многих районах, со многими людьми контактирую, такие люди им нужны для того чтобы «пресекать экстремистскую и террористическую деятельность». Им было нужно, чтобы я с ними взаимодействовал. 

«Вот видишь, сейчас есть ИГИЛ, есть Джабхат ан-Нусра, террористы, они сегодня там, завтра могут прийти сюда, мы должны сообща действовать, поэтому, чем больше у нас будет таких активных людей как ты, которые будут нам помогать в этой работе, тем быстрее мы сможем нейтрализовать их».

Взамен они предложили прекратить дело о наркотиках, которое на меня только что завели, предлагали трудоустройство, финансирование, поддержку семьи. Было уже восемь вечера. 

ФСБ задержала в Джанкойском районе шестерых крымских татар. Одного из них полтора часа пытали, чтобы он разблокировал телефон

Затем они стали спрашивать о Хизб ут-Тахрир —  что я о ней знаю, просили показать на фотографиях некоторых людей из города, знаю ли я их. Я говорил, что отвечать не буду. Я знаю, что они очень умело переворачивают слова, поэтому подвергать кого-то опасности своими показаниями не хочу. Сказал им: «Со мной дела имейте». Один из них взял стопку книг и ударил ею мне по голове, сказав, что это, чтобы «память к тебе вернулась, чтобы ты мог вновь разговаривать».

Этот безуспешный разговор длился около трех часов. В какой-то момент они сказали, что у нас есть время до полуночи, а иначе им придется передать меня в руки полиции и они продолжат работу по «наркотической статье».

В полночь они, как и обещали, надели мне наручники, надели на голову черный мешок и передали сотрудникам полиции. Те повели меня по коридору, спустили, я так понимаю, до подвального помещения и, сопровождая вопросами — где взял, куда сбыл, где взял, куда сбыл — завели в какой-то кабинет.

Посадили на стул, руки были сзади в наручниках, а к мизинцам прикрутили какие-то провода. Я в начале пытался возражать им, говорил, что все это ошибка, и я с наркотиками дела не имею и никогда не имел, но потом понял, что им все равно. У них другое задание. Угрожали «вывезти на канал», еще что-то. Когда я не отвечал или когда отвечал не то, что они хотели, периодически подавали ток. Я впервые такую боль чувствовал — руки, ноги не можешь удержать на одном месте, они будто летают. Вначале они на 3-4 секунды включали, а с каждым разом добавляли все больше и больше времени.

Это длилось минут 40. Потом меня подняли в тот же кабинет, сняли мешок, наручники, посадили на стул. Люди в костюмах предложили мне еду и воду, и вновь настаивали на сотрудничестве. Вторая попытка «договориться» длилась около полутора часов.

Я сказал им, что есть два варианта, на которые я могу пойти: первый — как пришел сюда, так и ухожу; второе — если я увижу нарушение, преступление — для этого есть участковые на местах, я знаю к кому обращаться и мне не нужно для этого сотрудничать еще с кем-то. Я не был никогда «шестеркой», отец и дедушка мои не были, и я не вернусь домой таким. Это — моя гражданская позиция. Все, других вариантов нет. Третий вариант они предложили мне сами — я не буду людям говорить о содержании нашей беседы и подпишу об этом бумагу. 

«Пока ты вот так выйдешь, а через три дня мы с тобой свяжемся, и не пытайся отбиваться или ускользнуть от нас — тогда и скажешь о своем решении, будешь с нами сотрудничать или нет».

Мне дали лист А4, на котором я написал буквально две строчки, подписался, не оставляя никаких пропусков, чтобы они не могли дополнить.

Около трех ночи меня вывели из кабинета. Сотрудница на входе удивилась, когда увидела, что меня, официально покинувшего отдел еще вечером, снова проводят через проходную. В журнале — уже стояла запись об убытии.

Все это время у здания полиции стояли мои друзья, родные братья и мама, которые стучались, звонили на горячие линии, требовали сообщить — где я. Моя машина так и осталась припаркованной на близлежащей стоянке с 16:00 вечера.

Утром я решил, что не стану ждать эти три дня, через которые они обещали найти меня. Связался с адвокатами, рассказал все как есть. Это вышло на телевидении и в социальных сетях, в интернете — масса публикаций. После этого ко мне домой приезжали правозащитники из разных организаций. Больше никто из полиции и ФСБ со мной не связывался.