С самого начала вторжения Харьков стал одним из главных направлений атаки российских войск. Его не удалось взять сразу, и город начали обстреливать из тяжелой артиллерии и бомбить с самолетов. Еще большей мишенью он стал после того, как российская армия покинула Киевскую область, отошла от Сум и Чернигова. 

Татьяна Козак рассказывает, как выживает город под постоянными обстрелами.

Регулярные обстрелы вытеснили жизнь с харьковских улиц в подвалы.

В одном из них стоит большой деревянный стол — утром и вечером на нем вымешивают хлеб, придавая тесту красивую круглую форму с характерным разрезом сверху, потом кладут в печь и вскоре достают из нее золотистые паляницы. Их режут — потому что там, куда везут хлеб, может не быть такой возможности. Фасуют по крафтовым пакетам. На следующий день хлеб развозят: передают бойцам теробороны и в подвалы городских районов Салтовки и ХТЗ, где прячутся от обстрелов россиян мирные жители. В день выпекают до 120 буханок. Могли бы больше, но печка одна. 

Волонтеры выпекают хлеб в Харькове, март 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

Процесс происходит под звуки артиллерийской канонады. Она усиливается после комендантского часа, который тут начинается в шесть вечера. Новичкам в городе звуки обстрелов даются тяжело, но местные уже научились слушать их спокойно, различая виды снарядов и прилет с отлетом. Город начали бомбить с первых дней войны — сначала его северные и восточные окраины. 1 марта Россия нанесла ракетный удар по сердцу Харькова — площади Свободы. По центру города били «Искандерами» и «Смерчами», превращая памятники архитектуры, парки, университетские корпусы, офисы и административные здания в руины. Взрывные волны прошлись по витринам десятков магазинов и окнам сотен домов. В городе разрушено почти тысяча зданий. Харьков — сплошная рваная рана.

«Работа как-то помогает с этим справится, нет времени думать об этом — только о том, что есть дело», — говорит Ксюша. 

Она художница, а сейчас печет хлеб. Ей помогают сестры. Их отец мобилизовался. 

Раньше Ксюша, как и многие харьковчане, любила ходить в «Старик Хэм» на улице Свободы. После ракетного удара 14 марта культового бара больше нет. 

За неделю до этого снаряд повредил дом Слово, резиденцию писателей и поэтов расстрелянного Возрождения. 

Богдан говорит: «Я еще ни разу не плакал. Держусь до победы, но это просто… Вот скоты! Пытаешься как-то блокировать в себе какие-то штуки, что попадают в жилые дома, в квартиры обычные. А тут оно когда попадает в дом Слово, уже не можешь терпеть, потому что это значимая какая-то штука. И оно все вспоминается, все наваливается…».

Пока остывает хлеб, Богдан принимается за ужин: сегодня макароны с тушенкой и томатным соусом. Вокруг стола собирается большая новоиспеченная волонтерская семья и произносит молитву: «Слава Украине — Героям Слава! Слава нации — смерть ворогам! Україна — понад усе!  Путин — хуйло! Русский военный корабль — иди нахуй!». 

Ежевечерне. 

***

Волонтерство — новая форма творческой синергии в Харькове. 

24-летняя Татьяна Голубова занималась культурным менеджментом двух известных харьковских независимых театров «Прекрасные цветы» и «Нефть». Теперь, когда война поставила все на паузу, ее коллективы занялись гуманитарной помощью жителям пострадавших районов города. Лекарства и еда — основная потребность. 

Харьковская волонтерка Татьяна Голубова, 19 марта 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

«Очень странно, что я окружена теми же самыми людьми, по сути, с которыми я работаю, но мы полностью изменили вектор и ищем, где найти 20-тонную фуру, какие бронежилеты заказать и еще что-то, о чем бы я не подумала месяц назад», — рассказывает Татьяна. 

Многие помогают удаленно, только Татьяна и еще несколько коллег — в Харькове. Она не уехала, потому что здесь вся ее семья, и именно здесь она чувствует себя полезной. 

«Я понимаю, что если поеду, мне станет хуже», — объясняет свой выбор остаться Татьяна. 

Хотя дома, у родных, она давно не была. Все эти дни живет и работает с другими волонтерами. «Милитаристский ко-ливинг» — так они называют свой нынешний образ жизни. К сиренам и обстрелам привыкли — уже не каждый раз спускаются под землю. Но Татьяна продолжает спать в подвале, где у нее есть свет и проведен вайфай. 

За день волонтерская группа помогает примерно четырем тысячам человек. Большинство — гражданских. 

Вместе с ней работает поэт и музыкант Олег Каданов, фронтмен «Оркестра Че» и участник группы «Линия Маннергейма». 

Харьковский рок сегодня — это закрывать потребности военных на передовой. Каданов так и делает: достает коптеры, тепловизоры, бронежилеты, —  все, что нужно. Официальная страничка в фейсбуке другого харьковского поэта и писателя Сергея Жадана, выдвинутого в этом году на Нобелевскую премию по литературе, превратилась в боевой листок и хронику военного Харькова одновременно. Он не уехал из города, и между сбором денег на гуманитарку и доставкой помощи вместе со своей группой «Жадан и Собаки» поддерживает дух харьковского сопротивления. Он его лидер, его оберег.

«Мы находимся в каком-то потоке… в постоянном тонусе. Времени рефлексировать нет», — описывает общее состояние Татьяна. 

Улица Мироносицкая в Харькове после обстрела, март 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

Пока война не подойдет слишком близко. Два дня назад на Салтовке погибло два водителя, которые развозили гуманитарную помощь.

«Когда приходят известия, что погиб кто-то с передовой, ты до этого как бы готовишься, — говорит волонтерка. — А когда гражданские, с которыми ты просто вчера говорил… А сегодня тебе сообщают, что его Градом зацепило — и все, этого человека нет… Это конечно грузит».

«Но на утро оно вроде проходит, — добавляет Татьяна. — И очень спасает коммуникация: нас много, мы поддерживаем друг друга. Нет ощущения изолированности».

***

Харьковские районы Северная Салтовка, Индустриальный и Пятихатки планомерно уничтожает российская артиллерия. В подвалах изуродованных снарядами многоэтажек прячутся люди, которые не могут или отказываются покидать родные дома. Станция метро ХТЗ возле тракторного завода стала для жителей этого юго-восточного района новым домом. 

В первую неделю здесь жили до 800 человек. Это когда каждый метр станции, платформа, вход и вагоны, — заполнен людьми. Столько людей живет сейчас на станции Героев Труда на Салтовке, которая была раньше самым густонаселенным районом Харькова. На ХТЗ — посвободнее. Осталось около 250 человек. 

Сначала их называли «товарищи пассажиры», потом — «товарищи укрываемые», а теперь уже «товарищи жильцы».

На полу расстелены карематы, надувные матрасы, одеяла, спальники, есть стулья — кто что смог принести. Некоторые поставили палатки и спят в них — хоть какое-то чувство приватности. Поезда метро не ходят, а вагоны заняты жильцами — в них темно, но теплее и уютнее. С людьми живут домашние питомцы. 

Палатки на станции метро в Харькове, 22 марта 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

Тут руководит всем Ольга. Полтора года до войны она работала дежурной по станции: смотрела за движением поездов и безопасностью пассажиров. Сейчас смотрит за питанием, чистотой и порядком. 

После того как в ее квартире не стало окон от взрывной волны, она с мужем и попугаем перебралась жить на станцию. Это случилось 28 февраля.

«Была дома, вышла на балкон, — рассказывает Ольга. — Хотела покурить в кулачок. Смотрю, что-то сильно разлетались ракеты, гремит. Бросила. Думаю, что-то мне не нравится там. Только захожу и говорю мужу: мы в ту комнату не пойдем, там не очень хорошо, — и буквально через две минуты взрывная волна! Мы ночью были еще дома, из-за комендантского часа. А утром позабивали окна фанерами, балкон позабивали — и сюда».

Детей отправили в безопасное место, а она с мужем — тоже работником метрополитена — остались жить и работать на родной станции. Зарплату ей сохранили. 

«Идешь раньше с работы — и домой быстрей-быстрей. 12 часов отработала, устала. Я в жизни не могла подумать, что мне наоборот будет хотеться быстрее сюда!».

Вначале были проблемы: некоторые мужики напивались и бедокурили, и их пришлось попросить со станции. Но сейчас, по словам Ольги, они все «большая дружная семья». Люди оборудовали две кухни, где готовят для детей горячую еду. Сами следят за чистотой. Волонтеры привозят все необходимое. Есть фельдшер — тоже местный житель. С недавнего времени пришли воспитательницы и занимаются с самыми маленькими. Хотят организовать занятия для детей постарше. 

Дети Ольгу любят — называют «тетя Оля» и облепляют со всех сторон, когда она появляется на платформе. 

Людьми, которые остаются на станциях, движет не столько местный патриотизм, хотя он тоже есть, но, скорее, понимание того, что это самое безопасное место в городе. А может, и в стране — учитывая, что ракеты летят до самого Львова. Безопасно не только из-за того, что конструкция станций, построенных в советское время, позволяет пережить самую страшную бомбежку, но и потому, что это централизованное место для укрытия. Сюда приходит гуманитарная помощь, тут можно найти врача, а в случае чего, не дай Бог!, людей можно эвакуировать по туннелям на другую станцию. Для тех, кто с детьми, да и самим взрослым важно, что здесь почти не слышно звуков обстрелов. 

— Дом, слава Богу, выдержал. Потому что бомбили не совсем там, где мы жили. А дальше — звуки, взрывы — это было до такой степени страшно! — рассказывает 57-летняя харьковчанка Виктория. Она вместе с 35-летней дочерью Еленой и 8-летним внуком укрываются на станции ХТЗ уже три недели. После той самой бомбежки.

— Это когда они просто перестреливались, — продолжает рассказ матери Елена. — А уже когда сбросили бомбу с самолета, и когда она попала в землю, пошла волна по земле и достала везде!

— Я просто запомнила вот это вот три раза «бух-бух-бух» и потом содрогание всего, — вспоминает Виктория. — Я прижалась в подвале к земле просто, закрыла уши и думаю: хоть бы не обвалился подвал, хоть бы в нас ничего не попало. Утром в 8 часов мы бежали сюда бегом.

Когда рассказывают, каково это, жить в метро, говорят «человек ко всему приспосабливается». Только не к артобстрелам и к тому, что в квартире, в которой жили родители Виктории, а теперь она сама, нет окон. 

Дежурная Ольга (справа) с детьми, живущими на станции в Харькове, 22 марта 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

В первые дни войны она еще продолжала работать продавщицей в сети табачных киосков. Вспоминает, как после первых взрывов, с пяти утра и до обеда 24 февраля, не отходила от окошка — люди скупали все подряд. А теперь нет транспорта, чтобы добраться к своему рабочему месту. Если вообще киоск остался цел после обстрелов и мародеров. 

На станции ХТЗ харьковчанки каждый день мечтают услышать новости о победе.  

«Жалко краски нет, — говорит всерьез Виктория. — Я б написала на вагоне: так будет не всегда, враг будет разбит, победа будет за нами!».

Уничтожение родного города мать и дочь называют «обыкновенным фашизмом». Россиянам обещают никогда не простить. 

***

Несколько рядов аккуратных могил с развевающимися над ними флагами Украины. «Аллея славы» — место захоронения погибших в АТО, созданное на Безлюдовском кладбище в Харькове в 2017 году. Еще одним рядом идут свежие могилы тех, кто погиб в 2022 году. Пока — без сине-желтых стягов. 

55-летнего нацгвардейца Николая Бевзенко провожает два десятка сослуживцев. Он погиб под Балаклеей, в Харьковской области, во время артобстрела блокпоста. Николай последним пошел в укрытие — как опытный боец, ушедший в АТО еще в 2014 году, помогал укрыться недавно мобилизованным. Осколок вошел в ключицу и повредил позвоночник. Приехала скорая, но шансов спасти почти не было. Когда сослуживец с позывным Рой рассказывает это, срывается в слезы, пытается взять себя в руки, извиняется. 

Похороны нацгвардейца Николая Бевзенко на Безлюдовском кладбище, 20 марта 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

У Николая остался сын — воюет в Чернигове. Над гробом склонились жена и дочь. 

«Сволочи такие сволочи, Колечка, за что они.

Какой красивый: и усы у него, и брови черные. Глазки только закрытые.

Столько планов было у нас с тобой.

Моя маленькая, не увидит папка тебя на выпускном в платье красивом. И замуж ребенка не поведет.

Всегда будем помнить. 

Ты наш герой! Наш герой!

Сколько тебя ждала, сколько высматривала, всегда приходил живой.

Какой ты маленький стал словно, ой какой малюсенький.

Пальчики мои, и ножки, и носик, и глазки.

Закрыл ты навсегда эти очи свои красивые карие-карие

Господи!

Ой все девчата бегали за твоими карими глазами, сводил их с ума.

Я ж думала ты выкрутишься! Ты должен был выкрутиться!

Ради меня, ради Катечки.

Как ты не выжил! Ну, почему ты не выжил?! Почему?

Почему ты шейку свою подставил?

Господи!

Спи спокойно.

Ой, мы победим, победим!».

Когда гроб опускают в землю, сослуживцы делают три залпа из орудий. По очереди бросают горсть земли. Могильщики слишком ловко орудуют лопатами, и за минуту вырастает холмик, на котором устанавливают крест. 

Тут же рядом хоронят еще одного военного. Его привезли уже в закрытом гробу. В последний путь провожает мать Шура. Сын, 51-летний Игорь Шендрик, погиб во время массированной атаки на Харьков. Снаряд настиг его на улице Мироносицкой, искалечив тело. 

Мать рассказывает, что до полномасштабного вторжения Игорь два года отслужил в АТО танкистом, вернулся с медалями. В феврале снова пошел воевать. Пока ждал очереди на танк, записался в тероборону. 

«Он утром приходил, с 11 до пол первого, — вспоминает Шура. —  Ему разрешили ко мне забежать, он принес — у меня день рождения был — принес и все… А вечером авианалет и все». 

О том, что сына нет, мать узнала только четыре дня спустя. Похоронили за счет города.

— Теперь я осталась одна.

Женщину пришел поддержать ее сосед, который живет через дорогу. Раньше они вместе прятались в бомбоубежище. Но сейчас перестали, просто не обращают внимание на воздушные тревоги. Другие соседи уехали и оставили на Шуру своих котов — целых девять, она их теперь кормит. 

«Я никуда не уеду! Если бы я помоложе была, я бы пошла сейчас на фронт и там бы воевала — честно! Я ничего не боюсь… Хоть бы одного суку этого, россиянина, падлу, убить. За что они на нас напали!».

Тихие похороны ее сына прерывают звуки далекой артиллерии.

Похороны нацгвардейца Николая Бевзенко на Безлюдовском кладбище, 20 марта 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

Официальных данных о погибших украинских военнослужащих, защищающих Харьков, не сообщают, исходя из логики военного времени. Исполняющий обязанности начальника Харьковского областного бюро судмедэкспертизы Юрий Кравченко говорит, что военные составляют небольшой процент от всего числа умерших. Но цифры тоже не называет. Только уточняет, что гибнут чаще всего от минно-осколочных ранений. В то время как гражданские — в основном от снарядов и травм в результате обрушения здания. Тела всех погибших в результате боевых действий осматривают судмедэксперты, и заключения вместе с найденными осколками передают в правоохранительные органы, которые собирают доказательства военных преступлений. 

Бюро расположено на улице Дмитриевской — там тела лежат прямо во дворе. При свете дня их осматривают эксперты и выписывают свидетельство о смерти. Потом упаковывают в полиэтиленовый рукав черного цвета, который стала изготавливать местная упаковочная компания, когда не стало мешков для трупов. 

Кравченко объясняет, что трупохранилище не рассчитано на такое количество жертв, поэтому он принял решение хранить их на улице, пока позволяет погода. В день харьковский морг с филиалами принимает до 50 тел, что немногим меньше, чем в период эпидемии коронавируса. 

В большинстве своем это гражданские, скончавшиеся ненасильственной смертью, уточняет Кравченко. В условиях войны родственники зачастую находятся далеко и не могут забрать умерших — их захоронение становится задачей государства. Оттого тела накапливаются в морге, что их уже негде хранить.

Зданию — более 200 лет. Его отдали под бюро судмедэкспертизы в 1933 году, в период Голодомора. 

«Тогда — у нас есть документы — в морг наш поступало 200 тел в день. И точно так же они хранились у нас во дворе, точно так же их осматривали эксперты», — проводит исторические параллели Кравченко.

В 2009 году журналы регистрации смерти от голода в 32-33 годах, которые хранились в бюро, стали доказательствами в уголовном процессе по Голодомору. С 2014 года здесь проводят экспертизы по погибшим из-за российской агрессии. Сам Кравченко участвовал в идентификации жертв катастрофы пассажирского рейса МН-17, сбитого в небе над Донбассом российским БУКом, унесшим жизни 298 человек. 

***

Приложение мужским голосом объявляет воздушную тревогу. Я успеваю добраться до Харьковского литмузея. Он официально закрыт на время военного положения, а коллекция вывезена в надежное место. Но 21 марта сюда приходят Сергей Жадан и Иван Сенин, чтобы прочесть стихи к Международному дню поэзии. Обычно музей отмечал этот день фестивалем «Читання на дробині» в своем дворике. Теперь решили только записать видеоролики в помещении, на фоне лестницы. Поэты на нее забираться не стали, вопреки сложившейся многолетней традиции. 

Жадан выбрал из старого, еще до майданного периода — «Декому краще вдаються приголосні, декому голосні». 

Сенин читает новый стих «Непрощена неділя». Последние строки выражают то, что сейчас чувствуют многие харьковчане: 

«Усім, хто напав на наш дім

Ніякого нахуй прощення».

Иван Сенин читает стихи в харьковском Литмузее, 21 марта 2022 года. Фото: Татьяна Козак, Ґрати

Жадан, загруженный волонтерскими делами, убегает, несмотря на воздушную тревогу. Мы з Сениным остаемся переждать ее в здании. Говорим о войне. Он рассказывает о своей самой страшной ночи, когда Харьков несколько часов накрывали артиллерией и бомбили с самолетов — тогда он подумал, что, возможно, стоит уехать из города, но в итоге остался. Рассказывает о попадании ракеты в площадь Свободы и здание администрации, где в тот момент находился его брат — он, к счастью, выжил. О том, как привыкаешь к обстрелам, и что снова хочется слушать музыку. Что пора делать концерты, чтобы хоть как-то отвлечься от войны, напомнить себе о нормальной жизни. Рассуждаем, как стало можно спокойно материться при маме, и что мат прочно вошел в язык политиков и дипломатов. 

«Это не мат, — говорит Сенин, — Это максимальна эмоциональная окраска. Сейчас придумывать такие реверансы, чтобы донести, вместо того чтобы сказать: «Ебаная русня». Потом, когда мы сожжем Кремль, можно будет придумывать что-то такое. Метафоры, образы. Сейчас максимально прямая, нескрываемая, праведная ярость. А как еще по-другому». 

Приложение на мобильном снова дает знать: «Внимание, отбой воздушной тревоги». Можно выходить.